Что скрывает прилив. Мелинда Солсбери

помимо этого в сараях тихо. С крючков уныло свисают сети, тележка стоит там, где я ее оставила. Если отец и заходил сюда, то его уже давно тут нет.

      Когда я проверяю лодки, обе оказываются на месте, трогаю их корпуса – абсолютно сухие.

      Принимая поражение, я поворачиваю в сторону дома и на протяжении всего пути смотрю на озеро, надеясь снова увидеть выдру.

      Дом появляется в поле зрения, свет на кухне гостеприимно зовет меня, но вдруг на поверхности воды что-то снова мелькает.

      Это не выдра. Нечто длинное и бледное, как рыбье брюхо.

      Мир отступает на второй план, когда я понимаю, что это. Тело. Ее тело. И тут оно начинает двигаться.

      Тело плывет ко мне, рассекая воду со змеиной грацией, почти не тревожа покой озера. Когда оно ныряет, я вижу его хвост, серый и покрытый пятнами.

      Это всего лишь щука.

      От облегчения я смеюсь, хотя мне немного стыдно за разыгравшееся воображение. Но я быстро собираюсь с мыслями: то, что щуки поднимаются к поверхности, – плохой знак. Хотя, как мне кажется, это не щуки всплывают к поверхности, а поверхность спускается к щукам. Даже в темноте я замечаю, что уровень воды снова упал. Это придает мне решимости. Думаю, я сама напишу Джайлзу. Он должен знать…

      И тут что-то хватает меня сзади.

      Глава восьмая

      Я роняю ружье и кричу. Спустя несколько секунд меня заталкивают в мой собственный коридор. Каким-то чудом мне удается устоять на ногах и не врезаться в стену. Я оборачиваюсь и вижу стоящего у входа отца с обоими ружьями, закинутыми на плечо.

      Он захлопывает дверь, закрывает ее на засов, прислоняется к ней и стоит, тяжело дыша.

      – Па?

      – Что я тебе говорил? – спрашивает он тихо.

      – Я просто…

      Он поворачивается ко мне и кричит, брызжа слюной:

      – Что я тебе говорил?

      Он так округляет глаза, что мне хорошо видны белки вокруг темной радужной оболочки. Лицо просто багровеет от злости. Я пячусь назад, пока не упираюсь в стену и не оказываюсь в тупике. У меня в кармане нож, и я дотрагиваюсь кончиками пальцев до его рукоятки.

      И тут мой отец издает протяжный шумный вздох и уходит на кухню.

      Я откидываю голову назад, на стену, сердце неистово стучит в попытке вырваться из тела сквозь грудную клетку, а лежащая на бедре рука дрожит.

      Я медленно выдыхаю и продолжаю дышать через рот, пока не удается успокоиться. Когда я захожу на кухню, отец сидит за столом и, черпая холодный суп прямо из горшочка, отправляет его в рот. Он не смотрит на меня, просто продолжает есть, ритмично лупит суп ложкой.

      Я достаю из хлебницы свежую буханку, нарезаю ее и кладу толстые ломтики перед родителем.

      Он смотрит на меня сердито из-за края горшочка, но хлеб принимает.

      Когда он двигает горшочек ко мне, я тоже беру кусок хлеба и макаю его в суп. Мы едим, пока горшок не становится пустым.

      Благодаря совместному приему пищи напряжение между нами спадает, гнев утихает. Даже несмотря на то, что суп был холодный.

      – Ты