Экзамен на бога. Владимир Кузьмин

выглядит…

      Семен вновь не сумел найти подходящее слово.

      – А отчего мы из одного места в другие перескакиваем?

      – Вот если зеркало чуть повернуть, то вместо окна станет видна часть комнаты. Хотя здесь мы скорее идем по лабиринту из зеркал. Шли мимо одного, оно закончилось, началось другое, стоящее под другим углом. При этом зеркала еще и двигаются.

      – А все те твари в самом деле существуют?

      – Существуют. Но где-то не здесь. Как я понимаю, мы здесь почти что на Земле. Дышим нашим воздухом, сила притяжения наша. Только изображение чужое. Если об этом помнить, то никакой опасности тут нет.

      – Так чего ж бежим, едва душа в теле держится?

      – Потому что рано или поздно начнешь верить. Поверишь, что тут все вверх ногами, и…

      – И улетишь наверх! – сказал отчего-то весело рядовой Ефремов.

      – Или захлебнешься в том киселе с макаронами, – мрачно поддержал игру в предположения Кантур.

      Ефремов с Кантуром были, что называется, двое из ларца. Одного роста, схожего сложения. Лицами, правда, разные, зато расхлябанностью оба превосходили Семена двухлетней давности, даром, что обоим по двадцать с лишком лет и у обоих за плечами незаконченное высшее. За что их отчислили из университета и призвали в армию, Семен не знал.

      – А если тебя головастик схарчит, то превратишься в какашку! – решил не оставаться в стороне младший сержант Жиба.

      – Что-то вы развеселились, – прервал поток фантазий Барсук. – Еще вопросы есть? А то Семену тоже немного отдохнуть не помешает.

      – Тоже верно, – согласился Семка. – В двух словах закончу. Если мы здесь просидим слишком долго, то зеркало чуть повернется и нас накроет другое отражение. Не такое красивое, как это. Нам нужно выбраться в реальный мир. Пусть он будет опасным и негостеприимным, но там мы сможем защищаться, добывать еду. И искать проход к узлу, а в нем наш мир. Все, меня нет.

      – Можно еще один вопросик? – Самым любознательным, как всегда, оказался сержант Куликов. Он и во многом другом был самым: самым образованным, то есть в армию его призвали после окончания университета, в учебке он окончил школу сержантов. Самым спортивным. Самым здоровенным, пусть до Виктора Пехова ему было очень далеко. – А что тут особенно страшное… или нет, не про это… что сложнее всего?

      За Семена ответил Пехов:

      – Самое страшное – попасть в отражение мира, о котором ты мечтал. Из такого уходить не хочешь, а если тебя насильно вытаскивают, то вроде как кусок души оставляешь.

      – Вы, товарищ лейтенант, так сказали, словно сами в таком месте побывали.

      – Не совсем. Мы с Семеном из такого места одного человека вытаскивали. Все! Отдыхать всем.

      Барсук опустился рядом с Кольцовым:

      – Ты не хуже Серегина все объяснил. Жаль, его с нами нет. Эх, знать бы еще, что с нашими творится, кто, где да как. Ты никого не чувствуешь?

      – Никого, – вздохнул Семка. – Даже Настю.

      – Отдыхай, капитан-лейтенант.

      – Мичман.

      – За что разжаловали?

      – Припомнить