Женат на собственной смерти (сборник). Андрей Дышев

бутылку минералки, то бокал пива с игривой пеной… Он тянул к нему губы, делал судорожный глоток… И тут он почувствовал движение воздуха, если, конечно, так можно было назвать ядовито-тягучую атмосферу спальни. Приоткрыл глаза. Перед ним стояла Зойка Помойка с кружкой в руке.

      – Хочешь попить?

      Он крепко сжал кружку, поднес ее к губам и сразу уловил тягостный запах. Вода была мутной, с бурым оттенком.

      – Много вылилось на пол, – виноватым голосом объяснила Зойка Помойка. – Пришлось черпать обратно…

      Кабанов скрипнул зубами, стукнулся лбом о доски. Нет, такую воду он пить не может. Даже если будет от жажды подыхать, ни единого глотка не сделает. Это выше его сил! Лучше уж умереть.

      Зойка ушла. Кабанов продолжал сжимать в руке кружку. Бока ее были скользкими от жира, и кружка норовила выскользнуть. Тогда Кабанов продел палец в алюминиевое ушко… Нет-нет, он не может пить такую воду. Там и воды нет! Там помои, нагретые задом Толстухи. Это не питье, это добровольное самоубийство. Да это хуже самоубийства! У Кабанова бы рука не дрогнула выпить настоящий яд. Ибо яд – благородный напиток, он воспет в литературе, он часто упоминается в истории. Великие любовники, цари, правители, рыцари и разведчики прибегали к нему, и он становился для них лучезарной звездой, ведущей к выходу из мрака неразрешимых проблем. Но как можно пить помои? Это значит впустить их в себя, самому превратиться в помои!

      Он снова стал думать про пиво, про янтарные пузырьки, прилипшие к стенкам бокала, про веселую радужную пену, но этот образ уже плохо клеился к сознанию, и его настойчиво вытесняла кружка, которую Кабанов сжимал в руке.

      Нет-нет, он все равно не будет пить помои! Не будет! Он может запросто выпить из речки. Из озера. Даже из лужи. Что такое лужа? Это вода, разлитая по земле. Не больше и не меньше. Впрочем, эту воду, которая в кружке, тоже разлили по земле. Подумаешь, глина! Из глины делают посуду. Это самый экологически чистый материал! От пластмассы скорее помереть можно, чем от глины…

      Кабанов приподнял голову и посмотрел на кружку. Ему понравился ход его мыслей. Он поднес кружку к носу, понюхал. Вроде ничем не пахнет. Сделал глоток… И уже не смог остановиться, пока не допил до конца.

      Вот и все. Ничего страшного. Вода прекрасно обустроилась в желудке, разжижила кровь, потекла по сосудам, и весь организм воспрянул, вздохнул, и в голове просветлело, и Кабанов почувствовал себя цветком, ожившим после проливного дождя.

      И понял он, что теперь готов съесть что-нибудь. Он будто завоевывал сам себя, брал одну высоту за другой, точнее, одну низину за низиной, одна глубже и темнее другой. Он был спелеологом, опускающимся в мрачные подземные глубины, и каждый покоренный метр глубины был победой над достоинством.

      Он уснул с греющим душу ожиданием горячего супа, который непременно съест, потому как он уже способен сделать это, у него открылись новые возможности, и это – почти божий дар, талант, присущий не всякому смертному.

      Но пробуждение оказалось мучительным. Из теплой бездны забытья он выползал медленно,