Место встречи изменить нельзя (сборник). Георгий Вайнер

всего остального твоего гнилого ливера! Поиграешь со мной – сразу сообразишь, что это тебе не Маньку Облигацию до потери пульса лупить… Абриколь семеркой налево!

      Семерка сильно ткнулась в борт, отлетев, ударилась о другой шар и юркнула в лузу. Копченый побледнел, сильнее заострилось его тонкое лицо, вспотевшей ладонью он гладил свою роскошную шевелюру.

      – Гражданин Жеглов, я чего-то не пойму, про что вы толкуете…

      Жеглов остановился, передохнул, сочувственно поглядел на Копченого, покачал сокрушенно головой:

      – Не понимаешь?

      – Честное вам благородное слово даю – не понимаю!

      – Слушай, Копченый, а может быть, ты и не виноват? Это, наверное, про тебя в учебнике судебной психиатрии написано: «Идиотия – самая сильная степень врожденного слабоумия»? Ты что, не того? – И покрутил пальцем у виска.

      Удары у Копченого были волглые, мятые, шары катились как попало, зато перед каждым его ударом Жеглов задавал очередной вопрос, что никак не придавало Копченому собранности и меткости.

      – Да ты не киксуй, твое дело хана! – зло усмехнулся Жеглов. – У меня в последнем шаре – партия…

      Он подошел к Копченому, словно нечаянно наступил ему на ногу своим хромовым сапогом и, близко наклонившись, сказал:

      – Ты же ведь чердачник, Копченый, а не мокрушник, поэтому, пока не поздно, колись – где взял золотой браслет? И если ты надумаешь мне забивать баки, то про наш предстоящий разговор я тебе все объяснил…

      Так они разговаривали негромко, наклонившись друг к другу, словно два приятеля-партнера, сделавшие перекур после трудной и неинтересной партии; и с соседнего стола игроки, кабы было у них время и желание, могли бы залюбоваться на таких дружков, которые и в перерыве шепчутся – оторваться не могут.

      Они стояли на противоположной от меня стороне стола, и я не все слышал, долетали до меня только обрывки фраз. Я видел только, как Копченый прижимал к груди руки, таращил свои ясные глаза, даже рукавом слезу смахивал и для убедительности перекрестился. И слова, как брызги, вылетали из горячей каши их разговора:

      – …В карты… бура и очко… Котька Кирпич… денег не… у Модистки… не знаю его… вор в законе… Костя – щипач… век свободы не видать…

      Что отвечал Жеглов, я не слышал, пока тот не повернулся ко мне и не сказал с кривой ухмылкой:

      – Божится, гад, что выиграл браслет в карты у Кирпича. Что будем делать, Шарапов? Идеи есть?

      – Есть, – кивнул я. – Надо Кирпича брать.

      – Замечательно остроумная идея! Главное, что неожиданная! – Потом спросил Копченого: – Слушай, Бисяев, а где «работает» Кирпич?

      – Он в троллейбусах щиплет – на «втором», на «четверке», на «букашке»…

      Жеглов стоял в глубокой задумчивости, раскачиваясь медленно с пятки на мысок. Появился Шесть-на-девять, за ним шли Пасюк и Тараскин.

      – «Фердинанд» здесь? – спросил Жеглов.

      – Да, мы на нем прикатили, – ответил Пасюк.

      – Это хорошо, хорошо, хорошо, – бормотал Жеглов, явно думая