Тот самый Паровозов. Алексей Моторов

подобного, даже сотой доли такого великолепия, в их жизни не будет.

      Работала она всегда здорово – быстро и легко. Когда случалось что-нибудь экстренное, Тома превращалась в настоящий вихрь. Недаром из всех сестер отделения только ее и Ленку Щеглову сделали операционными сестрами, послав на специальные курсы. Во время Олимпиады было решено развернуть операционную прямо в нашем отделении, напротив противошокового зала.

      К тому моменту, когда я стал работать в реанимации, Тамаркиному Денису исполнилось семь лет и он пошел в школу. Царькова тотчас объявила, что она мать-одиночка и теперь имеет право работать на полставки. В нашем отделении, где все пахали как проклятые, ей поставили только четыре субботы. Из начальства никто не пикнул.

      Из этих четырех суточных дежурств два она продавала, причем за большие деньги, на одно брала больничный и только раз в месяц выходила сама. По собственному же признанию – чтобы быть в курсе всех сплетен и новостей. Зарплата ее интересовала мало. Больница превратилась для Томы Царьков ой в место, где лежала трудовая книжка, капал стаж. А что? Очень удобно. И для будущей пенсии хорошо, и за тунеядство не привлекут.

      Работал я с Тамарой редко, зато дежурства у нее покупал часто. Отказать ей было невозможно. Она умела убедить любого, и происходило это по стандартной схеме.

      Царькова являлась на работу ни свет ни заря, чуть раньше шести. Мощным пинком распахивала дверь в комнатку, где спала отдыхающая смена, и радостно заявляла:

      – Ага, спите, бляди! Кто мои сутки купит? Леха Моторов, купи ты! Один хрен, ничего не делаешь! И хватит дрыхнуть, наглая рожа, пошли покурим!

      Это при том, что в лучшем случае я засыпал в половине пятого.

      Если мое следующее по графику дежурство наступало уже завтра, Царькова благородно переключалась на новую жертву.

      – Так, девочка, тебя как зовут? – спрашивала она, к примеру, Олю Караеву, маленькую, невзрачную девушку, которая к тому моменту работала в отделении больше года.

      – Оля… – отвечала та слабым голосом, опустив глаза в пол, понимая, что ничего хорошего такой вопрос не сулит.

      Народ сразу же вставал в кружок, чтобы насладиться предстоящим зрелищем.

      – Слушай, Оля, купи у меня сутки! – без разведки начинала Тамара.

      – Но, Тамар, я сама вот только сутки отработала, – шепотом произносила Караева.

      – Ой, поглядите на нее, сутки она отработала! Ну и что ты сейчас собираешься делать? – с усмешкой приступала Царькова. – Домой пойдешь?

      – Да… – еле слышно соглашалась Оля.

      – Поспишь? – И, заметив утвердительный Олин кивок, с удовлетворением продолжала: – Встанешь, пожрешь?

      Оля опять кивала, не поднимая глаз.

      – А потом… потом ты наверняка телевизор усядешься смотреть! С папой, с мамой! – Тамара брала паузу, чтобы увидеть очередной кивок, подтверждающий ее слова.

      И, не скрывая торжества, зная, что сейчас на нее смотрит куча сотрудников, заканчивала:

      – А