Выдающийся ум. Мыслить как Шерлок Холмс. Мария Конникова

очень хочется верить только в лучшее в женщине, пленившей его, а все ее недостатки объяснять неблагоприятными обстоятельствами. Невоспитанный разум Ватсона упорно нарушает все правила умозаключений и восприятий, сформулированные Холмсом: сначала сделано исключение, затем дана воля эмоциям, и полностью утрачена холодная беспристрастность, о необходимости которой твердит Холмс.

      С самого начала Ватсон склонен быть хорошего мнения о гостье. Уже в расслабленном, довольном настроении он ведет характерную шутливую беседу с соседом-сыщиком. И, к худу или к добру, влияние этого настроения сказывается на его суждениях. Это явление называется эвристическим аффектом: мы мыслим так, как мы чувствуем себя. В радостном и расслабленном состоянии мы воспринимаем мир более покладисто и менее настороженно. Ватсон чувствовал расположенность к гостье еще до того, как узнал о ее приходе.

      И что же происходит после ее прибытия? То же, что и на вечеринке. Когда мы видим незнакомого человека, наш разум активизируется в соответствии с предсказуемой схемой, заранее определенной нашим прошлым опытом, нынешними целями, в том числе и мотивацией, и состоянием в данный момент. Когда мисс Мэри Морстен входит в дом 221В по Бейкер-стрит, Ватсон видит «молодую блондинку, хрупкую, изящную, одетую с безупречным вкусом и в безупречно чистых перчатках. Но в ее одежде была заметна та скромность, если не простота, которая наводит на мысль о стесненных обстоятельствах». Этот образ сразу же вызывает у Ватсона воспоминания о других знакомых ему юных хрупких блондинках – заметьте, не о кокетках, а о бесхитростных, простых, непритязательных девушках, которые не кичатся своей красотой, а облагораживают ее темно-серым платьем «без всякой отделки». И выражение лица Мэри стало для него «милым и располагающим, а большие синие глаза светились одухотворенностью и добротой». Ватсон завершает свой вступительный гимн словами: «На своем веку я встречал женщин трех континентов, но никогда не доводилось мне видеть лица, которое так ясно свидетельствовало бы о благородстве и отзывчивости души».

      С места в карьер добряк-доктор переходит от цвета волос, лица и покроя платья к простирающемуся гораздо дальше суждению о характере. Внешний вид Мэри предполагает простоту; возможно, так и есть. Но делает ли он ее милой? Располагающей? Одухотворенной? Утонченной и чувствительной? У Ватсона нет никаких оснований выносить любое из перечисленных суждений. Мэри еще не успела сказать ни слова в его присутствии. Она только вошла в комнату. А в игру уже вступило множество предвзятых выводов, соперничающих друг с другом в стремлении создать завершенное представление о незнакомке.

      В какой-то момент Ватсон обращается к своему предположительно немалому опыту, к обширным хранилищам своего «чердака» под грифом «Женщины, которых я встречал», чтобы дополнить деталями образ новой знакомой. Даже если он действительно был знаком с женщинами трех континентов, у нас нет причин полагать, что его оценки в этом случае