Так не бывает, или Хрен знат. Александр Борисов

того, сколько сейчас мне. Он умрёт летом, когда я окончу школу и уеду в Ленинград с направлением. Буду сдавать экзамены в училище имени Фрунзе, потом в институт водного транспорта, а поступлю в мореходку. Дед будет лежать на кровати у печки и говорить:

      – Сашка не подведёт, он молодчага!

      А уже перед смертью скажет, что видел меня в форме капитана дальнего плавания.

      Не в настроении он сейчас. За прошлое сердце болит. Повздыхал, покашлял и нараспев произнёс:

      – Ох, чёрт его зна-ает!

      А больше ничего не успел. Паровоз у щита начал спускать пары. Тут говори не говори – друг друга ни за что не услышишь. Хоть и сидишь рядом.

      Вдруг чувствую – мне кто-то на голову положил руку, аж мурашки по коже и в глазах темнота. Прям какая-то волна узнавания. Я сразу понял, что это бабушка, в чьих же ещё руках может быть столько любви и ласки? Оглянулся – точно она, молодая ещё, на целую голову выше меня. Рукой машет, домой, мол, пора, деда тоже зови.

      Послушно иду во двор. В этом времени я не хозяин, а безропотный исполнитель. По дороге глажу рукой родную калитку, которую разобрал и сжёг в прошлом году. Берёг до последнего, это ведь всё, что у меня оставалось в память о детстве.

      Бабушка за спиной конкретно наезжает на деда. Куда до неё паровозу!

      – Тю на тебя! Куды ж ты попёрся, старый дурак? У него же глаза залиты, а нет бы ножом ширнул?

      – Да чёрт его зна-ает!

      Завидев меня, кот чухает на чердак, а куры, наоборот, бегут к загородке. Я им частенько траву приношу, всегда наливаю воду. У меня много обязанностей.

      Скандал за спиной не утихает. Прихожу деду на помощь:

      – Там дядя Ваня, что со смолы, про цемент говорил.

      Бабушка поворачивается ко мне:

      – Ой, горе ж ты луковое! Да кто ж тебя так? А если бы глаз вышиб?! Майку-то всю изгваздал, а ну-ка, сымай!

      И не поймёшь, кого ей сейчас жальче: меня или майку.

      Дед у калитки вставляет свои пять копеек:

      – Бьют меня, так я ж и добрый!

      Вот такое прощание. Ни вздохов, ни слёз, ни платочков. Кажется, эти люди живут и собираются жить вечно. И я тоже впрягаюсь в эту реальность, хоть в душе понимаю, что она может оборваться прямо сейчас.

      Бабушка толкает меня в шею, склоняет над рукомойником. По позвоночнику льётся струйка тёплой воды.

      – И в кого ж ты такой неслухмяный? – в сердцах повторяет она.

      Для неё нет мелочей, и порядок вещей незыблем. Если завтра придут девчонки из школы и скажут: «Ваш Саша сегодня был грязным», она всегда может ответить:

      – Брешете, сучки! Я сама ему шею мыла!

      Всегда поражался умению бабушки содержать в чистоте дом, двор, огород. Даже на кладбище возле её памятника всегда образцовый порядок. Будто выходит она по ночам из могилы цветы поливать и пропалывать сорняки. И ведь бываю там от Пасхи до Пасхи, раз в год. У деда, к примеру, часами муздыкаешься[3], а у неё? Вырвешь пару сурепок, листву подметёшь – и всё.

      – Ну-ка, сбегай воды принеси, – бабушка шлёпает

3

Муздыкаться (донецк. сленг) – возиться с чем-либо.