Страна Рождества. Джо Хилл

на оконном стекле.

      Он моргнул. Глаза были блестящими и любопытными – единственное, что казалось в нем полностью живым.

      Он выдохнул белый пар. Как будто сидел в морозильной камере.

      – Ты кто? – спросил он. Каждое слово сопровождалось новым облачком белого пара. – Тебе здесь нельзя.

      – Почему тебе так холодно?

      – Мне не холодно, – сказал он. – Тебе надо уйти. Здесь небезопасно.

      Его дыхание порождало пар.

      – О Боже, малыш, – сказала она. – Давай-ка вытащим тебя отсюда. Пойдем. Пойдем со мной.

      – Я не могу отпереть дверь.

      – Ну так перелезай на переднее сиденье, – сказала она.

      – Не могу, – снова сказал он. Он говорил словно под воздействием седативных средств, и Вик пришло в голову, что его, конечно, накачали наркотиками. Может ли какой-нибудь препарат снизить температуру тела настолько, чтобы дыхание стало паром? Она так не думала. – Я не могу уйти с заднего сиденья. А тебе нельзя здесь оставаться, правда. Он скоро вернется. – Белый, замороженный воздух сочился у него из ноздрей.

      Вик слышала его достаточно четко, но мало что понимала из того, что он говорил, за исключением последней фразы. Он скоро вернется – это было совершенно ясно. Конечно, он вернется – кем бы он ни был (Призрак). Он бы не оставил машину с разряжающимся аккумулятором, если бы не собирался скоро вернуться, и ей надо было уйти, прежде чем он вернется. Им обоим надо было уйти.

      Больше всего на свете ей хотелось сорваться с места, броситься к двери, сказать ему, что вернется с полицией. Но она не могла уйти. Если бы она убежала, то оставила бы не только больного похищенного ребенка. Она бросила бы и лучшую часть собственной личности.

      Она просунула в окно руку, разблокировала переднюю дверцу и распахнула ее.

      – Пойдем, – сказала она. – Давай мне руку.

      Она потянулась через спинку водительского сиденья, в заднюю часть салона.

      Мгновение он смотрел ей в ладонь задумчивым взглядом, словно старался прочесть ее будущее или как будто она предложила ему шоколадку, а он пытался решить, хочет ли он этого. Для похищенного ребенка такая реакция была неправильной, и она поняла это, но все же не отдернула руку вовремя.

      Он схватил ее за запястье, и она завопила от его прикосновения. Его рука опаляла ей кожу, и ей было так же больно, как если бы она прижалась запястьем к раскаленной сковороде. Потребовалось мгновение, чтобы истолковать это ощущение не так жар, но как холод.

      Громко взревел клаксон. В ограниченном пространстве гаража звук его был почти невыносим. Вик не понимала, откуда он взялся. Рулевого колеса она не касалась.

      – Пусти! Мне больно, – сказала она.

      – Знаю, – сказал он.

      Когда он улыбнулся, она увидела, что рот у него полон шедших рядами крючков, каждый из которых был маленьким и изящным, как швейная игла. Ряды их, казалось, простирались по всей его глотке. Снова взревел клаксон.

      Мальчик повысил голос и закричал:

      – Мистер