Родственные души. Дарья Еремеева

сном. Весь день он читал Мопассана и почти ничего не ел – аппетита не было. А вечером, часов в девять, он стоял в саду, глядя на мутный закат и собираясь уйти спать, как вдруг из кустов послышалось вчерашнее «Гооша». И шорох, словно кто-то довольно крупный ворочался в кустах, лежа на земле. Георгий Иванович вскрикнул и убежал в дом. Он теперь убедился, что сходит с ума. Посмотрел в зеркало: глаз дергается, лицо измученное. Но что же теперь? Скорую вызывать? Но как? Увезут в какую-нибудь ближайшую психушку – сидеть там с алкашами и бомжами, такой позор, нет, нет. Хорошо бы для начала выспаться, но он, как назло, не взял с собой снотворное и всю ночь опять ворочался, вслушиваясь, мелко дрожа. Под утро, когда открыл окно и его тут же снова позвали, он начал молиться и каяться. Он не был мистиком, о Боге не думал, но в эту ночь ему показалось, что Он есть и решил покарать его за грехи. Маркиз де Сад, Мопассан, Моэм – в се эти люди, ведшие не слишком праведный образ жизни, повредились в уме под конец. Как-никак, а тенденция… Вот и я туда же. Зачем мне эта Валя – мы с ней уже шесть лет, и она постарела, я давно не люблю ее, никогда к ней не перееду, как она все еще глупо мечтает, – зачем же обманывать? И себя, и ее, и жену, и всех. А та студентка в прошлом году… вспомнить стыдно. Она надеялась, что я за это напишу ей кандидатскую. А другие истории… Вот за все это и пришла мне расплата. А как я на коллегу настучал три года назад! Вышло нечаянно, в пылу спора, но все-таки, все-таки… Черт возьми, обидно, что нервы подвели меня, как раз когда мечтал отдохнуть от всего, начать новую жизнь…

      «Гооша» – п родолжали звать его, и Георгию Ивановичу смертельно захотелось уехать домой – к жене и сыну, увидеть рядом живые лица, словом с кем-нибудь перемолвиться, посидеть на «папином диване», как говорили в семье. Может, даже посидеть так в последний раз, прежде чем безумие накроет его с головой. Глупо сойти с ума одному на даче… Он вообразил, как родные находят его сидящим скрючившись в углу, за печкой, голым, с безумными глазами, грызущим яблоки и плюющимся косточками. Или дом сожгу, чего доброго… Нет, нет, поехать домой, купить успокоительных, записаться к психиатру, и все пройдет. С такими делами медлить нельзя.

      – Гооша!

      И пойти потом еще исповедаться, лишним не будет, кто его знает, а Вале письмо напишу покаянное. Мол, прости, дурака, врал тебе, обещаниями кормил… Да, и пусть поп это самое… епитимью, что-нибудь такое… Говорят, в некоторых случаях это помогает. Психологически.

      Автобус до станции ходил один раз в день, и Георгий Иванович позвонил знакомому таксисту Боре из деревни. Быстро собрался, закрыл дом, испуганно озираясь, запер ворота, сел на скамейку и закурил. Наконец показалась знакомая разбитая «тойота».

      – Здорово, Юрик, чего это ты в такую погоду на дачку, да еще один! Ладно бы еще с сударушкой, она бы хоть согрела, – как всегда беспардонно заговорил Боря. Его глупая улыбка несказанно раздражала.

      – Да вот книгу забыл нужную, пришлось приехать за книгой. – Георгий Иванович, все еще озираясь, сел в машину. Оба немного помолчали,