Ласточка. Юля Дэль

порнокассета у соседского парнишки. Он был старше на четыре года и говорил, что знает всё о настоящих женщинах.

      Помню, как он однажды пришел к нам домой.

      Отец был на работе, а мачеха, как, впрочем, и всегда, спала на втором этаже. На самом деле это был паршивый чердак, весь провонявший самогоном и табаком. Отец курил, а мачеха вдыхала его дым. Я никогда этого не понимала, но осуждение не было моей сильной чертой.

      Когда Дэн зашел, я намывала полы. Со всем усердием и внимательностью. А как иначе, синяки на ногах и животе еще не зажили с прошлого раза, когда я плохо выполнила работу по дому. Он спросил долго ли мне еще. Я не припомню точно, что ответила, уж слишком давно это было, что-то вроде «я почти закончила». Он уселся на пыльный диван, который отец прожег в нескольких местах, когда выпивал с друзьями. Серый он стоял посередине комнаты, ужасно мешал, но никто не смел двигать его с места.

      – Анька, ты когда-нибудь видела голого мужика?

      – Конечно, – я продолжила мыть полы, не поднимая глаз, – дурень, ты же сам показывал мне кассету.

      –Балда, я говорю про живого человека.

      Конечно, я не сказала ему про дядю, который приезжал к нам каждую среду или пятницу. Ему было сорок; отвратительный, с гнилыми зубами и запахом чеснока изо рта. Он садился на этот чертов прокуренный диван, раздвигал свои волосатые ноги в грязных, пахнущих мочой, старых спортивных штанах и, запрокинув одну руку за спинку, постукивал свободной по месту рядом. Конечно, я не сказала ему, как дядя брал мою руку и поглаживал себя сначала по ноге, а потом выше. Как меня тошнило. Как я боялась очередных побоев еще и с его стороны. Он зажимал мои руки над головой и шарил под футболкой. Залазил ко мне в рот своим языком. Никогда не забуду этот вкус; перегар, сигаретный дым и чеснок. Конечно, я видела голого мужика, я трогала его. А он, своими жирными, волосатыми руками, с длинными ногтями, из-под которых виднелась грязь, трогал меня. Он трогал, прижимался потным телом, закатывая глаза, довольно осматривал и отпускал, предварительно хлопнув по заднице.

      – Видела, – я снова не посмотрела на него.

      – Да ладно? Хватит заливать? Где ты могла видеть? Что за отцом подглядывала? – он расхохотался.

      – Не ори ты, идиот, мать спит. Разбудишь, ни тебе, ни мне хорошего слова не скажет. Придурок, ни за каким отцом я не подсматривала.

      – Ага, тогда, где видела, колись.

      – Твое-то какое дело? Где видела, там видела. Ты-то сам? А? Видел женщину? – я встала, поставив одну руку на пояс. Свободной держала то ли серую, то ли коричневую тряпку. Сложно было разобрать из-за грязи, которую я ей вымывала почти каждый день с дощатого пола.

      – Видел, – выкрикнул Дэн и подскочил на месте, – видел, – еще раз, но тише сказал он, вспомнив про мой запрет не орать.

      – Ага, прям таки.

      – Я Катьку видел. Она даже дала сиськи свои потрогать, – выпалил он.

      – Кривую что ли? – я не удержалась и расхохоталась, – так она знатная давалка. Я думала ты кого получше видел.

      – Она, вообще-то, тоже ничего. Ты можно подумать лучше.

      Он привстал и подошел ко мне. Уже тогда Дэн был выше почти на две головы. Он впился в меня своими огромными карими глазами и замолчал. Я стояла, насупив густые чёрные брови. Тряпка выскользнула из рук и плюхнулась на пол, обрызгав наши ноги.

      – Ну всё, сказать нечего? – Дэн почесал нос и шагнул назад, – не неси чушь, если нечего потом сказать.

      – Лучше я, – как-то само собой вырвалось откуда-то из груди протяжным писком, – в сто раз лучше.

      Я схватила его руку и положила себе на грудь, которая была еле заметна под футболкой. Дэн испугался, резко убрал руку и посмотрел на меня так, как еще никто и никогда не смотрел. Глаза его округлились, заслезились, он тяжело и часто задышал и выпалил, что было сил:

      – Никогда, глупая, никогда так больше не делай. Никому и ни с кем.

      Он подошел вплотную, положи руки мне на плечи и нагнулся так, чтобы наши глаза оказались на одном уровне:

      – Ты не должна становиться такой, как они. Не должна.

      Он выбежал из дома, больше ничего не сказав. Помню, как опустилась на мокрый пол, закрыла лицо руками и заплакала. В тот момент я поняла, что обязана выбраться из лап мачехи, отца-алкоголика и этого мерзкого типа, называвшего себя «твоя дорога в жизнь».

      Дэн не попадался мне на глаза больше недели. За это время я успела заработать сотрясение от дядьки. Впервые, попытавшись оказать сопротивление, я потерпела неудачу. К счастью, это не стало причиной отказа от решения изменить жизнь.

      Травма дала мне возможность отлежаться в больнице. Алексеичу, так я называла лечащего врача, сказали, что я упала с дома на дереве. Ведь расчудесный отец построил его для своей любимой дочери, а она, чертовка, полезла на него в дождь.

      Я любила больницы, там можно было выспаться и поесть нормальной еды. Особенно пришлись по душе каша и свежий хлеб. Когда я жила с бабушкой, она часто пекла. Я смутно помню те времена, но запах хлеба остался со мной и до сегодняшнего дня.

      Дэн