Финансист. Титан. Стоик. «Трилогия желания» в одном томе. Теодор Драйзер

задумчиво произнес Молинауэр. – Не знаю, что он может подумать. Что касается меня, то я вполне готов сделать все возможное, чтобы поддержать цену акций, если это пойдет кому-то на пользу. Естественно, я сделаю это для защиты моих собственных займов. По моему мнению, нам следует подумать, как предотвратить огласку до проведения выборов, если мистер Каупервуд не удержит позиции. Конечно же, у нас нет уверенности, что мы сможем поддержать рынок, несмотря на все усилия.

      – Это верно, – сердито отозвался Батлер.

      Оуэн решил, что ясно видит суровую кару, которая вскоре постигнет Каупервуда. В этот момент прозвонил дверной колокольчик. В отсутствие лакея появилась горничная, сообщившая о приходе сенатора Симпсона.

      – Как раз вовремя, – сказал Молинауэр. – Пригласите его сюда. Посмотрим, что он думает по этому поводу.

      – Наверное, мне лучше оставить вас наедине, – обратился Оуэн к своему отцу. – Поищу мисс Кэролайн и попрошу ее спеть мне. Я дождусь тебя, отец, – добавил он.

      Молинауэр вкрадчиво улыбнулся ему, и он вышел как раз в тот момент, когда сенатор Симпсон вошел в комнату.

      В штате Пенсильвания, богатом на своеобразные типы, не встречалось более интересной личности, чем сенатор Марк Симпсон. В противоположность Молинауэру и Батлеру, которые тепло приветствовали его и пожали его руку, он не производил впечатления своей внешностью. Он был невысоким, пяти футов и девяти дюймов, Молинауэр же – шести футов, а Батлер – пяти и одиннадцати с половиной футов, с бритым лицом и безвольным подбородком. Его взгляд не был таким же открытым, как у Батлера, или таким же бесстрастным, как у Молинауэра, но являл несравненно большую утонченность. Его глубоко посаженные, странные, бездонные глаза смотрели на вас, как могла бы смотреть кошка, выглядывающая из темного угла, и отражали все хитроумие, которым славилось семейство кошачьих. Смешной завиток черных волос нависал над его низким, гладким лбом, бледность лица говорила о плохом здоровье. Однако в нем жила упорная и неутомимая сила, которой он подчинял себе людей. Он умел кормить алчность надеждами и обещаниями и платил безжалостностью тем, кто противоречил ему. Он был тихим человеком, как часто бывает с такими людьми, со слабым и вялым рукопожатием, с бесцветной и слегка жеманной улыбкой, но выражение его глаз при разговоре возмещало все эти недостатки.

      – Добрый вечер, Марк, рад вас видеть, – приветствовал его Батлер.

      – Как поживаете, Эдвард? – прошелестел тихий ответ.

      – Кажется, сенатор, что время не властно над вами, – заметил Молинауэр. – Что будете пить?

      – Сегодня ничего, Генри, – отозвался Симпсон. – Я пробуду недолго; остановился по дороге домой. Моя жена в гостях у Кэвэноу по соседству с вами, и мне нужно забрать ее.

      – Очень хорошо, что вы заглянули к нам именно сейчас, сенатор, – начал Молинауэр, усевшись вслед за гостем. – Батлер рассказал мне о небольшой политической проблеме, возникшей после нашей прошлой встречи. Полагаю,