Собрание сочинений. Том 1. Шатуны. Южинский цикл. Рассказы 60 – 70-х годов. Юрий Мамлеев

сяду на нем верхом, невидимо; вперед, вперед… в просторы», – бормотала она в Толино ушко.

      Толя задергался и прошипел, что его давняя мечта – совокупиться с собственным трупом; и что он уже сейчас чувствует теплый холод этого акта.

      После этого они, Падов и Анна, соединились еще несколько раз.

      …А наутро, в глубоких и мягких лучах вялого и негреющего солнца, они выглядели устало и упадочно.

      Игорек, желая угодить своим мэтрам, подавал им кофе в постель.

      А Толя, любивший после безумств и взлетов уходить в тягучий и беспросветный маразм, лежал и, не вынимая члена из тела Анны, дремал, попивая кофеек…

      Весь день прошел в какой-то тягучести.

      А под вечер Падова стали преследовать видения. Да и сам дом Сонновых, с его закутками, шизофренными углами и трансцендентно-помойными занырами, способствовал появлению «невидимых». К тому же все (под вечер!) собрались почему-то по грибы в лесок, и Падов остался один в этом доме.

      Сначала ему казалось, что из какого-нибудь угла кто-нибудь внезапно выйдет, но не человек, а скорее «нечто» или в лучшем случае выходец с того света.

      Но он постарался связать пространство со своим сознанием.

      И ему стало видеться что-то совсем нечеловеческое, но что зато втайне предчувствовалось им в душе.

      Сначала смутно проявилось какое-то подполье потусторонности; потом стали выявляться и существа, обитатели…

      Первым появился тип, чье существование заключалось в том, что ему один раз в миллион лет разрешалось пискнуть, причем не более минуты; все же остальное время, промежду этих писков, он был в полном небытии. Этот замороченный толстячок как раз и появился на свою единственную минуту; несмотря на это, вел он себя необычайно многозначительно и даже напыщенно; видно было, что он очень крепко держится за свое право пискнуть и крайне дорожит этим…

      И другие видения, одно страннее другого, вереницей проходили перед ним.

      Под конец Толе показалось, что он видит «существо» из того мира, который «лежит» за конечным миром всех религий и оккультно-мистических открытий.

      Взвизгнув «хватит!», Толя вскочил с постели и закричал. Все рассыпалось по тайным уголкам реальности. Но извне доносился страшный, громовой стук в ворота.

      Взвинченный таким резким переходом из скрытого мира в видимый, Толя, пошатываясь, пошел на стук.

      Он открыл ворота сонновского дома и увидел пьяного мужичка, а за ним… робко улыбающегося… Евгения Извицкого.

      – Вот это встреча!.. Как ты нашел Лебединое?! – вскричал Падов, обняв друга.

      Мужичок, поцеловавшись с деревом, исчез.

      – Да Аннуля втайне письмишко тут написала, – сконфуженно проговорил Извицкий, метая острые взгляды на Падова.

      Но Падов, не давая ему опомниться, проводил в комнаты, показывая углы, где только что ему виделись «невидимые».

      Извицкий жался в себя; это был чуть толстенький человек с взлохмаченной головою, примерно одного возраста с Падовым;