Одевая эпоху. Поль Пуаре

была благословенная пора, когда житейские тяготы и невзгоды, претензии налоговых инспекторов и угроза социализма еще не успели завладеть умами и отнять у людей радость жизни. Женщины могли прохаживаться по улицам в элегантных туалетах, не боясь, что их осыплют оскорблениями грубияны, сидящие на террасах кафе. Между людьми из народа и сильными мира сего еще царила фамильярность, очаровательная и не выходившая за рамки приличия. Знатные господа, приезжавшие в модные дома на улице де ла Пэ, улыбались в ответ на улыбки швеек. Прохожие держались друг с другом приветливо и по-товарищески.

      У Дусе мне довелось провести немало упоительных часов, познакомиться с людьми, которых невозможно забыть. Однако я почувствовал себя очень неуютно, когда меня представили продавщицам фирмы. По большей части это были старые грымзы, устроившиеся в фирме Дусе, словно крысы в круге сыра. Они пользовались большим влиянием на клиенток, даже с самыми знатными дамами болтали запросто, обняв их за талию, и с покровительственным видом давали советы.

      Улица де ла Пэ, ок. 1900

      А по отношению к остальному персоналу фирмы они проявляли возмутительный деспотизм. Не могу не упомянуть мамашу Тийе, у которой было атласное лиловое платье в стиле модерн и в свои семьдесят лет она одевалась как юная девушка. Эта дама задалась целью подорвать мою репутацию, как будто я мог в чем-то ее ущемить. Думаю, она ненавидела меня за молодость и независимость. Эта женщина с изуродованным старостью и алчностью лицом ушла из жизни добровольно.

      У нее был молодой любовник, однажды она с ним поссорилась и, когда он пригрозился уйти, сказала: «Если ты уйдешь, я окажусь на улице раньше тебя». Пока он спускался по лестнице, она выбросилась в окно. И он, едва выйдя за порог, действительно обнаружил ее на тротуаре.

      Помню еще Флави, похожую на маску горгоны: волосы цвета красного дерева и глаза, извергавшие пламя ненависти. А также приторно-любезную мадемуазель Саннуа с белоснежными волосами в кружевных платьях, с вечно склоненной головой (думаю, у нее была какая-то болезнь, не позволявшая держать голову прямо). Ее напускная приветливость была не менее опасна, чем ярко выраженная враждебность Флави.

      И конечно же, мне никогда не забыть Элиан, похожую на старую львицу с разноцветной гривой. Шевелюра этой хищницы была пестрой, как альбом с образцами в лавке красильщика. Тут имелся большой выбор цветов от алого до «имперского», зеленого, со множеством оттенков табачного, «бычьего хвоста» и луковой шелухи. Элиан напоминала швабру, которой драят палубу матросы, но швабру, насаженную на ствол виноградной лозы: настолько ее шея была жилистой, мускулистой и узловатой. Глаза как два зеленых фонаря и безгубый змеиный рот – таким было лицо этой ужасной старухи, наводившей на меня страх.

      Я считал ее кем-то вроде опасной колдуньи или злой феи. И мне казалось, что ее жизнь должна была быть таинственной и трагической, но я ошибался: Элиан жила с учеником парикмахера, и, вероятно, он опробовал на ней новые способы окраски волос.

      В то время как я всеми средствами старался упрочить свое завидное положение в фирме (возглавлял