Отрок. Перелом: Перелом. Женское оружие. Бабы строем не воюют. Евгений Красницкий

разобиделся, ишь! Сотник сегодня десятника Макара звал, а не дерьмо в заляпанных портах, с мордой синюшной! Чего таращишься?

      – Погоди, Филимон… – Тит примостился на бревне рядом с Макаром. – Ни хрена он сейчас не понимает. И что половцам задолжал, не помнит, и что тому же Кочке за старшего приходится. Без его слова парню ни в десяток другой, ни в поход. Сотник с десятничества-то не снимал!

      Макар сидел, слушал, словно не о нем говорили. Ишь, разлаялись. На смотр пришел не такой! А какой? Откуда-то возникло раздражение, что-то беспокоило, словно занозу в зад засадил. Потянулся рукой к пояснице и… только потер бедро. Воинского пояса на месте не было! Он вдруг понял, что вообще не помнит, когда в последний раз занимался своей справой, да и где она? На месте ли?

      Нет, не вспомнить.

      Рунка тоже вроде нет. И про него Макар забыл. Отец Михаил приходил – это запомнилось. Поп чуть не каждый вечер ныл о грехе, о спасении души, уговаривал справу и коня продать. Вчера вроде тоже… Неужто?!

      Такого ужаса от одного только предположения Макар не испытывал с того самого раза, когда, очнувшись впервые после ранения на телеге, счел себя ослепшим. Не мог он такого сотворить! Или мог? Спьяну в сердцах чего не делалось. Чего там Филимон талдычит еще? А-а, не до него! Неужто поп таки пьяного утолок? Убью!

      – Убью! – Макар схватился за костыль, ратники отшатнулись. – Убью, гад!

      Колот собрался было перехватить, но Филимон его задержал, пока Макар, мотаясь из стороны в сторону и матерясь от боли, торопился к дому.

      – Ты за что его укусил-то? – Тит присел на место Макара. – Куда он кинулся?

      – Не знаю, Титушка, вот уж не знаю, сам хотел бы понять. Но куда-то попал, хорошо бы не пальцем в небо, – Филимон, не ждавший такой выходки от Макара, озадаченно потирал ноющую спину. – А вот кого он убивать собрался? Дорофей, ты уж пробегись за ним, как бы он не сотворил чего. Вон, Кочку с собой прихвати – поможет.

      К дому Макар приковылял злой до крайности от собственного страха. От одной мысли, что на его Рунка какой-нибудь косорукий и дурной на голову замахивается плетью, у Макара мутнело в глазах, и попадись ему по дороге ратнинский священник, церковь наверняка осталась бы без него. Ворота на родное подворье не хотели открываться, порог в дом вырос чуть не до колен, и перешагнуть его стоило Макару большого труда.

      Вот и клеть. Сундук со справой здесь должен стоять. Нету! Не может быть… Вот тулуп какой-то… Под ним? Нету! Где? И братья ушли – где-то со своим десятком, видать.

      К печи, у которой возилась жена, Макар вывалился, уже с трудом соображая хоть что-то.

      – Где? Справа где?! – он безуспешно попытался удержаться на ногах, но все же упал. – Верка, стерва, куда дела?!

      – Макар, да ты что? Куда велел снести, там и есть… – Верка глазам не верила: перед ней опять ее муж! Взгляд бешеный – того и гляди убьет, но глаза прежние. Его!

      – Беги! Беги, говорю! Скажи, не отдаю. Ни за какие… Назад пусть несут! Верни все, доплати! Не отдам! – Макар полз к ней, матерился, пытался встать, падал и снова матерился, а Верка млела от счастья.