Дети Йеманжи. Анастасия Туманова

усмехнулась подруга. Придвинувшись, взяла в мокрые, холодные ладони лицо Эвы. – Я хотела всё сделать сама, но теперь не успею. Передай Эшу, что он – сволочь! Просто сволочь, и больше никто! Был и остался! И… извини, мне пора. Да… Возьми вот это: может статься, поможет. И не бойся ничего. Слышишь, что бы ни случилось – не бойся! Ты в самом деле не одна.

      Ошун сняла с шеи жёлтый, расшитый золотым бисером амулет и бросила его на колени подруги. Вскочила и торопливо, дёргая бретельки намокшего платья, принялась одеваться. Эва испуганно следила за ней, не пытаясь остановить. На груди и под коленкой Ошун тем временем появились ещё два пятна. Самое первое, на предплечье, уже наливалось болезненной чернотой. «Может, она чем-то заражена?» – подумала Эва, и по спине пробежал мороз.

      – Не бойся, дорогая, – сипло, без улыбки сказала Ошун, стоя перед ней. – Ты не заразишься. Это только для меня одной. Отыщи Оба. И не забудь: Эшу просто сукин сын. Никогда не верь ему, он врёт как дышит!

      – Ошун! – уже ничему не удивляясь, закричала Эва, – Где мне найти Оба? Где найти Эшу?!

      – На перекрёстке… – послышался слабый, как шелест волн, голос. Увязая в песке, с босоножками в руках, Ошун шла от неё прочь – похожая на ожившую чёрную статуэтку в облаке высыхающих волос. Солнце, выглянув из-за облака, на миг ослепило Эву. Она сморгнула, вытерла набежавшие слёзы – а когда снова подняла взгляд, Ошун уже не было… Нужно было идти домой и готовиться к вечеринке.

      …Так и не достучавшись в магазин «Мать всех вод», Эва с тяжёлым сердцем отправилась в школу. Оттуда поехала в студию «Ремедиос» и высидела занятие по композиции, впервые в жизни показавшееся бесконечно долгим и скучным. Ошун не пришла, и Эва ничуть не удивилась этому. Тяжесть в груди становилась всё мучительней. Возвращаться домой смертельно не хотелось, но больше пойти было некуда.

      Несмотря на дождь, Эва не села в трамвай. Идя по мокрому городу, мимо раноцветных церквей, старых домов, тележек с фруктами и шумных стаек туристов, она то и дело замедляла шаг, украдкой осматриваясь на каждом перекрёстке. Втайне она надеялась, что увидит на улице… хоть что-то. Ошун. Чёрного парня с обезьяньей фииономией. Толстую печальную негритянку в разбитых шлёпанцах. Красно-чёрный мотоцикл. Эва была бы рада даже зеленоглазому бандиту с дредами! Но исполосованные дождём перекрёстки города Всех Святых были пусты.

      Впрочем, возле самого дома Эве встретился знакомый белый кулер. Агрегат гордо венчал гору хлама в кузове отъезжающего от мусорных баков грузовика. Эва сразу узнала его по трещине в виде трезубца на пластиковом боку. Значит, мать всё-таки выбросила его, мельком подумала она. Зачем только было покупать… Но грузовик уже скрылся за углом, и больше о судьбе кулера девушка не думала.

      Едва войдя в прихожую, Эва почувствовала запах. Странный запах, не имевший ничего общего с лёгким ароматом средства для ухода за мебелью или духами матери «Кензо». Это был запах горящих свечей, кофе, кашасы, перезрелых фруктов. У Эвы гулко заколотилось сердце. Последний раз она вдыхала эту пряную, горячую смесь на ферме