365 дней. Бланка Липинская

могла чувствовать ничего, кроме злости.

      – Лаура, ты такая непослушная, даже странно, что ты не итальянка.

      Он посмотрел на меня, его глаза по-прежнему пылали. Я решила молчать, надеясь, что он сам скажет, что я здесь делаю и сколько это будет продолжаться.

      Внезапно двери открылись, и в комнату вошел тот же молодой итальянец, который меня сюда привел.

      – Дон Массимо… – сказал он.

      Блэк бросил в его сторону предостерегающий взгляд, мужчина будто бы застыл, затем подошел к нему близко, почти касаясь щекой. Блэку пришлось наклониться, потому что между ним и молодым итальянцем было не меньше двадцати сантиметров разницы.

      Мой провожатый говорил по-итальянски, а Блэк стоял и слушал. Потом ответил одним предложением, и молодой итальянец исчез, закрыв за собой дверь. Блэк заходил по комнате, а после вышел на балкон. Опершись обеими руками о балюстраду, он стал шепотом повторять что-то.

      Дон… Я подумала, что так в «Крестном отце» обращались к Марлону Брандо, который играл главу семьи мафиози. Внезапно все начало складываться в единое целое: охрана, машины с тонированными стеклами, этот дом, непереносимость неповиновения. Я всегда считала, что коза ностра – вымысел Фрэнсиса Форд Копполы, и вот сама оказалось в центре очень сицилийской истории.

      – Массимо?.. – сказала я тихо. – Так к тебе обращаться или говорить «дон»?

      Мужчина обернулся и уверенным шагом направился ко мне. От толчеи мыслей в голове мне не хватало дыхания. Страх сковал тело.

      – Ты думаешь, что все понимаешь? – спросил он, садясь на диван.

      – Я думаю, что теперь знаю, как тебя зовут.

      Он легко улыбнулся и будто бы расслабился:

      – Я понимаю, что ты ждешь объяснений. Но я не знаю, как ты отреагируешь на то, что я хочу тебе рассказать, так что лучше выпей.

      Он встал, налил два бокала шампанского. Взял один, подал мне, из другого сделал глоток сам и снова сел на диван.

      – Несколько лет назад со мной случилась, скажем так, неприятность – меня подстрелили. Это объективный риск, который следует из особенностей семьи, в которой я родился. Когда я лежал, умирая, я увидел… – Тут он остановился и встал. Подошел к камину, поставил бокал и громко вздохнул. – То, что я тебе скажу, кажется настолько неправдоподобным, что я сам до того дня, пока не увидел тебя в аэропорту, не верил, что это правда. Посмотри на картину, которая висит над камином.

      Мой взгляд поднялся туда, куда он указал. Я замерла. На портрете была женщина… точнее, мое лицо. Я схватила бокал и выпила до дна. Вздрогнула от вкуса алкоголя, но он подействовал мягко, поэтому я потянулась за бутылкой, чтобы подлить. Массимо продолжал:

      – Когда мое сердце остановилось, я увидел… тебя. Меня реанимировали, спустя много часов в госпитале я пришел в себя, позже полностью восстановился. Как только я смог описать образ, который все это время стоял у меня перед глазами, я пригласил художника, чтобы он нарисовал женщину, которую я тогда увидел. Я нарисовал тебя.

      Не было никаких сомнений,