Ким. Редьярд Киплинг

воронов. Даже пони чувствовал благотворное влияние этого утра и чуть было не пустился рысью, когда Ким положил руку на кожаное стремя.

      – Я раскаиваюсь, что не дал рупию на храм, – сказал лама, дойдя до последней из восьмидесяти двух бус, составлявших четки.

      Старый воин проворчал что-то в бороду, и лама впервые заметил его присутствие.

      – Ты также ищешь реку? – спросил он, оборачиваясь.

      – День еще только начинается, – послышался ответ. – Какая нужда в реке, кроме той, что из нее можно напиться? Я пришел указать тебе короткий путь на большую дорогу.

      – Эту любезность следует запомнить, о благосклонный человек, но к чему эта сабля?

      Старый воин имел смущенный вид ребенка, которому помешали в его игре.

      – Сабля, – сказал он, вертя ее в руках. – О, это была фантазия старика. Правда, есть приказание полиции, воспрещающее ношение оружия в Индостане, но, – он ободрился и ударил по эфесу, – все констебли вокруг знают меня.

      – Это нехорошая фантазия, – сказал лама. – Какая польза в том, чтоб убивать людей?

      – Очень малая, насколько я знаю, но если бы дурных людей не убивали временами, на свете не было бы места для беззащитных мечтателей. Я говорю, что знаю, как человек, видевший всю страну на юг от Дели омытой кровью.

      – Что же это было за безумие?

      – Про то знают только боги, пославшие эту кару. Безумие охватило всю армию, и солдаты восстали против своих офицеров. Это было первое зло, однако оно не было бы непоправимо, если бы они удержали свои руки. Но они вздумали убивать жен и детей сахибов. Тогда приехали сахибы из-за моря и потребовали строжайшего отчета.

      – Кажется, какой-то слух дошел до меня много лет тому назад. Насколько я помню, это называлось Черным годом.

      – Какую жизнь вел ты, если не знал об этом годе? Только слух! Вся земля знала и дрожала.

      – Наша земля тряслась только раз – в тот день, когда Всесовершенный достиг просветления.

      – Гм! Ну, я, по крайней мере, видел, как трясся Дели, а Дели – это центр вселенной.

      – Так они восстали против женщин и детей? Это было дурное дело, которое не могло избегнуть наказания.

      – Многие пытались сделать это, но безуспешно. Я был тогда в кавалерийском полку. Он распался. Из шестисот восьмидесяти сабель остались верными, как вы думаете, сколько? Трое. Я был один из них.

      – Тем больше чести.

      – Чести! В те дни мы не считали это честью. Мой народ, мои друзья, мои братья отвернулись от меня. Они говорили: «Час англичан пробил. Пусть всякий захватит себе небольшой кусок земли». Но я говорил с людьми из Сабраона, Чиллианкаллаха, Мудки и Ферозешаха. Я сказал им: «Обождите немного, и ветер переменится. Нет благословения на это дело». В эти дни я проехал семьдесят миль с одной английской мэм-сахиб (госпожой) и ее ребенком в седле. (Ух! Вот это был конь, годный для мужчины!) Я отвез их в безопасное место и вернулся к моему офицеру – единственному оставшемуся в живых из пяти офицеров нашего полка. «Дайте мне работу, –