Наулака. Редьярд Киплинг

и перенеслась на другой край света с названием из «Тысячи и одной ночи» и, вероятно, населенный людьми из этих сказок.

      – Глупости, Кэт. Вы не станете жить в такой языческой, волшебной стране. Какое отношение имеет она к Топазу, Кэт? Какое отношение к родине? Говорю вам, вы не можете сделать этого. Пусть они сами ухаживают за больными. Предоставьте это им! Или предоставьте мне! Я поеду туда сам, обращу часть их языческих драгоценностей в деньги и найму штат сиделок, сообразно плану, который вы продиктуете мне. Потом мы поженимся, и я повезу вас посмотреть на мое дело. Я сумею устроить все. Не говорите, что они бедны. Одного ожерелья, о котором говорилось в проповеди, достаточно, чтобы нанять целую армию сиделок. Если ваш миссионер говорил правду в своей проповеди в церкви, то легко можно было бы покрыть таким ожерельем весь государственный долг. Алмазы величиной с куриное яйцо, осыпанные жемчугом сбруи, сапфиры величиной с мужской кулак и громадные изумруды – и все это они вешают на шею какого-нибудь идола или хранят в храме, а призывают приличных белых девушек приехать ухаживать за ними! Это здорово, по-моему!

      – Разве деньги могут помочь им! Дело не в том. В деньгах нет ни милосердия, ни доброты, ни жалости, Ник. Единственно, чем можно помочь, – это отдать себя.

      – Отлично. Так отдайте и меня! Я поеду вместе с вами, – сказал он, возвращаясь к более безопасному, юмористическому взгляду на вещи.

      Она рассмеялась, потом остановилась внезапно.

      – Вы не должны ехать в Индию, Ник. Вы не сделаете этого. Вы не последуете за мной! Вы не должны.

      – Ну, если бы я достал место раджи, то, пожалуй, не отказался бы. Тут можно было бы заработать денежки.

      – Ник! Американца не сделают раджой.

      Странно, что мужчины, для которых жизнь представляется шуткой, находят утешение в женщинах, для которых она – молитва.

      – Ну, зато американец может обойти раджу, – невозмутимо заметил Тарвин, – это, пожалуй, приятнее, раджейство-то, я думаю, чрезвычайно опасная штука.

      – Почему?

      – Сужу по страховым обществам – двойная премия. Ни одна из моих компаний не пошла бы на этот риск. Они могли бы взять визиря, – задумчиво прибавил он. – Ведь и визири из той же части арабских сказок, не правда ли?

      – Ну, вы не поедете, – решительно сказала Кэт. – Вы должны держаться в стороне. Помните это.

      Тарвин внезапно вскочил.

      – Спокойной ночи! Спокойной ночи! – крикнул он.

      Он нетерпеливо вскинул голову и отстранил ее от себя прощальным уничтожающим жестом. Она пошла за ним в коридор; со свирепым видом он снял с вешалки свою шляпу и не позволил ей помочь ему надеть пальто.

      Человеку невозможно в одно и то же время успешно вести свои любовные и политические дела. Может быть, сознание этого факта заставило Шериффа смотреть одобрительно на ухаживание своего будущего противника по выборам за своей дочерью. Тарвин всегда интересовался Кэт, но не так сильно и настойчиво, как в последнее время. Шерифф постоянно путешествовал по избирательному округу и редко бывал дома; но во время своих