Дневник горничной. Октав Мирбо

Черт побери!

      Вошел хозяин. Ах, какой чудак и как он был забавен!

      Представьте себе маленького старичка, одетого с иголочки, свежевыбритого и совершенно розовенького – настоящая кукла. Держится прямо, очень живой и, право, милый! На ходу он подпрыгивал, как кузнечик на лугу. Он поздоровался со мной и бесконечно вежливо спросил:

      – Как вас зовут, дитя мое?

      – Селестина, сударь.

      – Селестина, – сказал он. – Селестина?.. Черт возьми! Красивое имя, не спорю… но слишком длинное, мое дитя, чересчур длинное… Я вас буду называть Марией, если вы позволите… Это также очень мило и коротко… И, кроме того, я всех своих горничных называл именем Мария. Мне было бы неприятно отказаться от этой привычки. Я предпочел бы отказаться от прислуги…

      У всех у них эта странная мания никогда не называть вас настоящим именем. Я нисколько не удивилась, так как меня уже называли чуть-ли не всеми святыми…

      Он продолжал:

      – Итак, вы ничего не имеете против того, что я вас буду называть Марией? Согласны?

      – Да, сударь.

      – Красивая девушка… добрая душа… Хорошо, хорошо!..

      Все это он проговорил с веселым видом, очень почтительно, не заглядывая мне в лицо, не бросая на меня взглядов, не раздевая меня мысленно, как это обыкновенно делают мужчины. Он почти не смотрел на меня. С того момента, когда он вошел в залу, его глаза все время были прикованы к моим ботинкам.

      – У вас есть другие? – спросил он меня после короткого молчания, и в это время, мне показалось, его глаза странно заблестели.

      – Другие имена, сударь?

      – Нет, мое дитя, другие ботинки…

      И он при этом быстро облизывал кончиком языка свои губы, как это делают кошки.

      Я не тотчас ответила. Вопрос о ботинках, который мне напомнил грязную шутку кучера, меня смутил. Это имело какое-то значение?.. Когда он настойчиво повторил свой вопрос, я наконец ответила, но глухим и смущенным голосом, как будто мне нужно было сознаться в каком-нибудь легкомысленном поступке:

      – Да, сударь, у меня есть другие…

      – Лакированные?

      – Да, сударь.

      – Хорошо… хорошо… лакированные?

      – Да, да, сударь.

      – Хорошо… хорошо…и желтые?

      – У меня таких нет, сударь.

      – Нужно иметь такие… я вам их дам.

      – Мерси, сударь!

      – Хорошо, хорошо… молчи!

      Мне стало страшно. Глаза его вдруг потемнели, на лице показались красные пятна, а на лбу выступили капли пота. Подумав, что ему дурно, я готова была крикнуть, чтобы позвать на помощь, но кризис стал проходить, и через несколько минут он, еще со слюной в углах рта, упавшим голосом промолвил:

      – Ничего… прошло… Понимаете ли, мое дитя… Я немного маньяк… В мои годы это позволительно, не правда ли? Вот, например, я не могу согласиться, чтобы женщина чистила свои ботинки, а мои тем более. Я очень уважаю женщин, Мария, и не могу выносить этого. Я сам буду чистить ваши ботинки,