Счастливцы и безумцы (сборник). Игорь Сахновский

и только словами – жуткими, влажными, голыми – они теперь любились, ласкались, лакомились и травились. «Что ты сейчас делаешь?» – спросил он однажды, когда после сумасшедшего, бесстыдного диалога она смолкла на несколько минут, словно выпала в глубокий обморок. «Что ты сейчас делаешь?» – дважды повторил он. «Ты будешь смеяться – глажу рукой клавиатуру». Иногда она грустно шутила: «Сиротинушка мой! и просила: Потрогай сам себя, будто бы это мои руки!» «Ещё чего! – ругался Локтев. – Что за развраты в наше сложное время?…»

      Напряжённость возникала, лишь когда он пытался нащупать реальные обстоятельства.

      – У тебя есть муж? – справлялся Локтев как ни чём не бывало.

      – Да! Есть! Верный и любящий!! – рапортовала она, и четыре восклицательных обозначали некий вызов, чтобы, не дай бог, ни один гад не заподозрил, что она одинока и нелюбима.

      «Зато я теперь неверный муж».

      – А дети?

      – Детей нет. Ты бы хотел, чтобы я тебе родила?

      – Хотел бы. Дочку.

      Как-то раз компьютер показал просто невероятную разницу во времени – 12 часов. Локтев чуть не поперхнулся горячим «Nescaf'e», прокашлялся и спросил между прочим:

      – Ты не в курсе, как там погодка в Вашингтоне?

      – В Нью-Йорке, Штирлиц. Довольно свеженькое утро.

      В свои свеженькие утра – то морозные, то слякотные – доктор Локтев, пьяный от недосыпа, ездил на трамвае в хирургическое отделение старой муниципальной больницы, где за нескончаемую череду сложнейших, муторных операций ему более-менее регулярно платили неназываемо стыдную зарплату. Изредка, в угоду вдохновенью, Локтев сочинял блестящий экономический экспромт, отчего резко богател – недели на две. Жена Локтева, администратор фешенебельной гостиницы, зарабатывала гораздо лучше и не оставляла попыток увлечь мужа «чем-то реальным».

      Но в ту отчаянную весну уже более чем реальной стала его невозможная, заведомо обречённая страсть к невидимой женщине из неизвестной страны.

      … Иногда они ссорились и мучили друг друга – как старые любовники, ожесточённые взаимной зависимостью.

      Одна из ссор имела под собой опять же географическую подоплёку. Локтев подключился к Сети минут на десять раньше условленных 23:00 и нечаянно подглядел в чате её разговор с неким СуперБизоном. Видимо, впечатлённый своей беспримерной мужественностью, СуперБизон говорил всем женщинам в чате «крошка» или «моя малышка», зачем-то перемежая кириллицу с латиницей.

      – tЫ otkuda kroШka?:)))) – окликнул он Ирину.

      «Прямо так тебе и сообщили!» – подумал желчный Локтев.

      – Из Рима, – легко ответила она. И Локтев испытал такой острый приступ бешенства, что сам себе поразился…

      «Ты просто ревнуешь», – сказала она чуть позже. Он молчал. Она попросила: «Женя, не надо. Не делай со мной так!…» Он ничего и не делал – просто выключил компьютер и лёг спать. В соседней комнате презрительно посапывала жена. Четыре дня Локтев не выходил