Дом на перекрестке. Под небом четырех миров. Милена Завойчинская

выражение, он не выдержал и, хрюкнув от смеха, спрятал лицо в ладонях.

      – А кто сказал, что быть девушкой легко? – философски протянула я онемевшими губами, и он мелко затрясся от смеха.

      Доехали мы до моего дома без приключений. Взяв на вокзале такси, благополучно высадились у хрущевки родителей, и я, жестом указав на дом, произнесла:

      – Ну вот, смотри. Вот в этой халупе я выросла, и тут же продолжают жить мои родители.

      – Да? – Он оглядел пятиэтажку. – Я думал все хуже. А так в целом ничего, нормальный дом.

      – Ну, тогда задерживай дыхание и не дыши, пока не дойдем до второго этажа, – предупредила я его и нырнула в подъезд.

      – Боги! – выдохнул лирелл на лестнице. – Почему так пахнет-то?

      – А я тебя предупреждала, чтобы не дышал, – фыркнула я, стараясь не рассмеяться.

      – А надписи на стенах зачем? И вот та, про Вичку-стерву – это про тебя?

      – Ага. Мое имя увековечено в веках.

      – Почему в веках? – Эрилив стоически пытался не дышать.

      – Потому что этот дом будет стоять, скорее всего, до тех пор, пока сам не развалится. Новое жилье-то никто не хочет предоставлять жителям сего монументального строения.

      Дойдя до квартиры, я позвонила и стала ждать. Мама уже знала, что приеду не одна, а потому открывать своим ключом я не стала. Мало ли, может, они с папой еще не оделись. Клацнул замок, мама выпорхнула с радостным лицом и остолбенела.

      Первым в поле ее зрения попал Эрилив. О-о-о, это нужно было видеть. Такая непередаваемая гамма чувств пронеслась по маминому лицу, что я пожалела, что у меня с собой нет видеокамеры. Изумление, восторг, недоверчивость, умиление, а потом понимание, что этот объект живой и настоящий, более того – стоит рядом с ее квартирой, а она – в обычном сарафане… И – о ужас! – он на нее смотрит, улыбается и даже моргает. Нервно поправив лямку сарафана, мама перевела взгляд, так и не сумев выдавить из себя ни слова, и уставилась на умильную собачью морду лилового цвета с высунутым языком. Тут мамуля икнула, моргнула и протерла глаза. Марс тоже моргнул и улыбнулся во всю свою пасть. Мама издала сдавленный звук, прошлась взглядом по собачьей шерстке до хвоста и обратно и снова подняла глаза на Эрилива.

      – Леди, – хрипло произнес он и улыбнулся еще обаятельнее.

      Мама начала багроветь, и я поняла, что мне пора вмешаться, пока не вмешался кондратий и не обнял мамулю.

      – Мама, привет. – Я выступила вперед. – Я привезла своего друга Эрилива. Он тоже иностранец и коллега Эйларда. А это мой щенок, Марс.

      – Э-э-э… – выдала мама.

      – Марс, это моя мама. Веди себя прилично, как настоящий взрослый пес.

      Марсик убедительно, а главное, громко, гавкнул, и мама вздрогнула.

      – Эрилив, знакомься: моя мама, Анастасия Витальевна, и прекрати смущать ее. Сделай лицо попроще, – посмеиваясь, обратилась я к телохранителю. – Мам, а ты отомри уже. Впускай нас, а то я устала стоять на каблуках.

      – Леди, приятно