Чаша и крест. Нэнси Бильо

дверь исповедальни, скользя, открылась. Отец Тимоти решил все-таки предстать перед супругами Кортни. Мне следовало сделать то же самое. Но от страха я не могла пошевелиться.

      – Отец Тимоти?.. Вы подслушивали?! Но как вам не стыдно? Это же отвратительно! – вскричала Гертруда.

      Пытаясь успокоить хозяев особняка, священник в самых смиренных выражениях извинился и постарался заверить, что все услышанное, до последнего слова, он сохранит в глубочайшей тайне.

      – Но почему вы все это время находились тут, в исповедальне? – спросила маркиза. – Что вы здесь делали?

      – Прибирался, готовил ее к предстоящей исповеди, миледи, – прозвучал ответ.

      – Уж не исповедовали ли вы кого-нибудь, а, святой отец? – не отставала она. – Я вижу возле двери какой-то подсвечник. Ну-ка, признавайтесь, чей он?

      Отец Тимоти ничего не сказал. Ну разумеется, он не хотел лгать своим покровителям.

      Я в ужасе забилась в самый дальний угол. Обеими руками стала ощупывать в темноте стенку в поисках щеколды. Может быть, здесь есть еще одна дверца, с другой стороны? Как я буду смотреть в глаза супругам Кортни после всего, что только что здесь услышала?

      Увы, другого выхода из исповедальни не оказалось.

      – Я сейчас проверю, Гертруда, – сказал Генри Кортни.

      Послышались шаги. Они приближались, становились все громче.

      Дверь исповедальни распахнулась. В проеме видна была высокая и крепкая фигура маркиза. Она заслоняла даже тот скудный свет, который был в часовне. Но он, конечно же, меня увидел. Однако лицо кузена пряталось в тени, и я не могла разобрать его выражения.

      Прошло несколько секунд, он сделал шаг назад. Дверца со стуком затворилась.

      – Там никого нет, – объявил Генри. – Святой отец, пора начинать мессу.

      12

      Я вновь надела свое простое темное платье, которое убрала в шкаф в самый первый день, когда Гертруда навязала мне собственные пышные наряды. Я твердо вознамерилась сегодня же покинуть «Алую розу», и щеголять в платьях хозяйки мне больше не хотелось. Я размышляла все утро и к полудню приняла решение. Нас с Артуром здесь определенно подстерегает какая-то опасность, а потому надо немедленно уезжать отсюда.

      Я отправилась в классную комнату, где обычно занимались дети, но она оказалась пустой, если не считать Франсуа – учителя, который преподавал Эдварду Кортни французский язык. Хотя этот молодой человек был еще студентом университета, он явно считал себя важной персоной и всегда держался с подчеркнутым достоинством.

      – Мальчики во дворе, госпожа Джоанна, – сказал этот юноша, наморщив свой белоснежный лоб. – Извините, а вы хорошо себя чувствуете? Вы сегодня какая-то странная… на себя не похожи.

      – Спасибо, со мной все в порядке, – твердо ответила я.

      Взгляд его метнулся в сторону, куда-то через мое плечо.

      Я обернулась и увидела Джеймса, того из близнецов, что был посообразительнее.

      – Господин Эдвард и господин Артур вернутся к обеду, – сообщил он. – Не