Чаша и крест. Нэнси Бильо

раз он отбивался от нападавшей на него разъяренной толпы. Улыбки на лице брата Освальда я больше не видела. Впрочем, я не помню, когда и сама в последний раз улыбалась, да и, если уж на то пошло, ела нормальную пищу или спала в человеческих условиях. Спроси меня об этом – я не отвечу.

      Со стороны мощенной булыжником улицы, где-то между кладбищем и собором, послышался собачий лай. Высокие стены собора ответили ему звонким эхом. Я сжалась и прикрыла рот ладонью, чтобы над могильным камнем не видно было облачка пара, порождаемого моим теплым дыханием.

      На лай откликнулась другая собака, чуть дальше. Первая побежала к ней, тявкая еще более злобно. А потом они уже вдвоем помчались по улице в поисках того, кто их разозлил. Лай, постепенно удаляясь, затих.

      – Сестра Джоанна!

      Это брат Эдмунд. Даже в тусклом свете луны я заметила, как изменилось его лицо, и испугалась. Несколько дней назад мой друг, пленившись чистотой цели, тоже твердо решил участвовать в этом деле. Но теперь в его карих глазах метались искорки страдания.

      – Вы передумали? – прошептала я. – И не хотите идти вместе с нами?

      Он открыл было рот, но тут же снова закрыл его.

      – Из-за сестры Винифред? – догадалась я.

      Я знала, как сильно он любит свою младшую сестренку. Не меньше, чем я сама, – Винифред была самой близкой моей подругой.

      Брат Эдмунд по-прежнему молчал. Остальные, перебирая четки, уже заканчивали молиться; меж надгробий слышны были бормотание и щелканье бусинок.

      – А вы… Джоанна, вы подумали, что будет с Артуром? – наконец произнес он.

      Я перевела взгляд на могильный камень, под которым покоился брат Варфоломей. Мне не хотелось, чтобы брат Эдмунд видел мои глаза: я боялась, что он прочитает в них, о чем я сейчас думаю. Ведь мысли мои были вовсе не об Артуре, малолетнем сироте, которого я воспитывала, поскольку у мальчика, кроме меня, совсем никого не было на этом свете. Перед внутренним взором моим вдруг всплыло сердитое лицо констебля Джеффри Сковилла, и я снова услышала его слова: «Господи, ну до чего же вы глупы, Джоанна! Ведь это чистейшей воды безумие! Неужели вы не понимаете, что этим все равно решительно ничего не измените?!»

      Если меня убьют сегодня ночью здесь, на улицах Кентербери, бравый констебль Джеффри, который столько раз оказывал мне неоценимую помощь, будет свободен. Наши с ним отношения, так долго и столь сильно удручавшие этого мужественного человека, наконец-то закончатся, и он сможет начать новую жизнь. Джеффри двадцать девять лет, он на два года старше меня. Молодость уже прошла, но и до старости далеко. Казалось бы, мысль о том, что мой добрый друг сможет обрести счастье, должна была придать мне сил, однако на самом деле все, увы, оказалось наоборот. Сердце мое отчаянно заколотилось в груди, голова закружилась, и я прислонилась лбом к холодному могильному камню.

      – Братья, и ты, сестра, пора, – скомандовал брат Освальд.

      Все вышли из своих укрытий. Брат Освальд