Комедия неудачников. Тонино Бенаквиста

из общества.

      – Антонио, если я так хотела вас разыскать, то вовсе не для того, чтобы говорить с вами о нем часами напролет. На это имеются более веские причины. Вы знаете, зачем ему понадобились эти деньги?

      Она наклоняется, чтобы достать из-под низкого столика какую-то папку, лежащую у самых ее ног. Открыв ее, вынимает оттуда машинописные листы, сколотые по четыре-пять и сверху донизу разукрашенные печатями и штампами. Какими именно – мне пока трудно определить.

      – То, что вы видите перед собой, это и есть мечта Дарио.

      Вот оно что… Раз такое дело, пытаюсь полностью сосредоточиться.

      Договоры, еще какие-то официальные бумаги, и, к моему немалому удивлению, все написано по-итальянски. Настоящий итальянский язык, итальянский из самой Италии – в этом нет никакого сомнения. С какими-то техническими терминами и прочими многозначительными и напыщенными словами. Предпочитаю подождать разъяснений.

      – Вы, конечно, понимаете?

      – Нет.

      – Это бумаги на владение четырьмя гектарами земли рядом с его родным городком. Вы ведь тоже родом из Соры?

      Она произнесла это с любезной улыбкой, словно словечко «Сора» должно тотчас пробудить во мне нежную грусть под аккомпанемент мандолины. Я же ощутил скорее смутное беспокойство, смешанное с любопытством, по поводу этого неожиданного возвращения к родным корням. Мамаша Тренгони тоже упоминала о том клочке земли, но мне, несмотря на все эти документы, так и не удается представить ее сладкоголосого сыночка возвращающимся в родную деревню, чтобы топтаться в вязком дерьме, надеясь, что со временем там что-нибудь да вырастет. Хорош светский танцор: левая рука на сердце, правая – на мотыге. Начинаю думать, что я и впрямь был единственным, кто хоть немного знал Дарио. Если он сумел-таки заморочить голову обеим женщинам своими крестьянскими притязаниями, то со мной этот номер не пройдет. Но что их он надул, это точно.

      – Он хотел строить там что-нибудь? Что там вообще такое, на этом участке?

      – Виноградник. Клочок земли между Сорой и Санто-Анджело. Я правильно называю?

      – Нет, надо делать стяжение: Сант-Анджело. Но это совершенно не важно, потому что всем на этого святого наплевать, и местные пользуются его именем, только чтобы богохульствовать.

      – Простите?

      – Точно вам говорю. Когда им духу не хватает помянуть Христа или Мадонну, то именно святому Анджело приходится за них отдуваться. Они считают, что это не так серьезно. Он там вроде козла отпущения за целые святцы. Ни одно проклятие в округе без него не обходится. Так что со стяжением или без него – один черт…

      – Успокойтесь.

      Ее рука легла на мое колено. Она пристально глядит на меня, не понимая, в чем дело.

      – Как вы все-таки отличаетесь от него… Сам-то он был так близок ко всему этому… И он говорил об этом с такой… такой… Понимаете? Его земля, его народ, его имя… И я нахожу это вполне естественным, не правда ли? Но у меня впечатление, что лично вас это как-то задевает. Обычно люди, приехавшие из других краев, всегда