Провидение зла. Сергей Малицкий

подругой Кама. – И кто именно?

      – Ну, не знаю, – пожала плечами, поднимаясь по ступеням, Фламма. – Опять же следи за лицами. Когда женщина смотрит на того, с кем она была в постели, у нее глаза становятся влажными. Конечно, если все закончилось хорошо. Или продолжается хорошо.

      – И это тебе сказала твоя мать? – поразилась Кама. – И ты это с нею обсуждаешь?

      – А с кем еще мне это обсуждать? – не поняла Фламма, выводя подруг на открытую галерею, проходящую по крепостной стене. – Я бы обсуждала это с Лавой, но она об этом знает еще меньше меня.

      – Я знаю, кто смотрел на Игниса влажными глазами! – выпалила Лава.

      – Кто? – вытаращила глаза Кама.

      – Эта Катта и… – Лава собралась с духом, – и Тела.

      – Тела Тотум, урожденная Нимис, – поняла Фламма. – Очень красивая. И очень умная. Выходит, Игнису повезло.

      – Стойте, – бросила загремевший мешок на камень Кама. – У Телы есть муж! И даже сын! И она старше Игниса на двадцать лет!

      – Ну и что? – прошептала, покосившись на стоявших впереди стражников, Фламма. – У моей матери тоже есть муж. Но еще у нее есть и я. Как ты это объяснишь?

      – Ну… – осеклась Кама.

      – Радуйся, – подхватила мешок подруги Фламма. – Если бы его женщиной была та же Пустула Адорири, а она тоже красива, даже не спорь со мной, то, боюсь, Литус Тацит не отделался бы двумя сломанными ребрами. Твой брат перегрыз бы ему горло. Ладно, что окаменела? Бежим, недалеко осталось. Здесь лучше языками не трепать!

      …Каме пришлось сделать над собой усилие, чтобы сдвинуться с места. А Фламма вместе с Лавой уже вовсю волокли мешок по стене, упирающейся теперь в башню не замкового крыла, а самого замка. Пришлось и Каме пробежаться немного и даже задуматься на мгновение, отчего вытаращили глаза и окаменели стражники, неужели она и в самом деле настолько красива?

      – И еще, – пыхтела уже на следующей винтовой лестнице Фламма, – в маске, конечно, не находишься. Да и глупо ее надевать где-то еще, кроме ардуусской ярмарки, но что-то тебе с твоим лицом надо делать. Все, мимо кого мы пробежали, смотрели тебе вслед. Думаю, минут на пять, а то и дольше на Ремесленной улице случился поголовный столбняк.

      – Не поняла? – вовсе растерялась Кама. – Что делать с лицом?

      – Ну, не знаю, – нахмурилась Фламма. – Обесцветить брови, нарисовать синяки под глазами. Морщинки охрой. Есть еще такой пепел, придает лицу серый цвет. А еще один рябой умелец на рынке может тебе такой нарыв на щеке изобразить, что от тебя в стороны будут шарахаться прохожие. И никакой магии!

      – Да? – вытаращила глаза Кама.

      – Но лучше всего, – остановилась Фламма и зашептала Каме и Лаве едва ли не в лицо, – зачернить зубы и сунуть за щеку какую-нибудь вонь. Или скорчить вот такую гримасу!

      Фламма сдвинула челюсть в бок, зажмурила одни глаз, подняла бровь другого и надула щеки.

      – Ой! – вздрогнула в ужасе Лава.

      – Вот! – с торжеством кивнула Фламма, вновь обратившись