Когда осыпается яблонев цвет. Лариса Райт

затем техникум, а потом уже штурмовать институт.

      Взрослые за дверью молчали. Наконец воспитатель сказала:

      – А вы все-таки внесите.

      – Хорошо. Сделаю что смогу.

      Марта заторопилась в палату и начала готовиться к поступлению в ансамбль. Целыми днями ходила и напевала песенки, повторяла строчки услышанных по радио зарубежных композиций и, не понимая ни слова, повторяла удивительно чисто. Особенно удавался ей французский шансон. Она умело грассировала, не напрягаясь и не стараясь, а легко и беспечно, как это умеют делать лишь ничем не озабоченные дети. И получилось. Однажды Марте объявили:

      – Ты уезжаешь.

      Она была настолько уверена, что ее ждут музыка и пение, что почти не слушала долгого рассказа заведующей о московском детдоме, в котором любезно согласились ее принять и дать возможность учиться все десять лет. Учиться так учиться. Десять так десять. Лучше бы она послушала. Пения от нее никто не ждал и продемонстрировать свой талант не просил. Провели по зданию: чисто, но зябко. Выделили кровать и тумбочку – прежние были лучше: светлее и у окна стояли. Познакомили с соседками: пять разных человек, а смотрят одинаково – волчатами. Махнули небрежно на вид за окном:

      – В этой школе будешь учиться. Предметы как и везде. С четвертого класса – французский. Там и посмотрим, что за способности.

      Провожатая ушла, а волчата обступили Марту и рассматривали молча до тех пор, пока кто-то (кажется, предательница Ленка) не спросил с насмешкой:

      – Ты по-французски, что ли, шпаришь?

      Марта обвела взглядом пять пар настороженных глаз, смотревших на нее с плохо скрываемым презрением, и начала петь что-то из Пиаф. Глаза подобрели, настороженность исчезла, и вот уже девочки кружились и покачивались в такт с мелодичным «Padame, padame, padame». Зазвучал гул одобрения:

      – Во дает!

      – Действительно, ботает.

      – Ты к нам из Парижу, что ли?

      – Не, я из Раменского, – ответила Марта, закончив, и для присутствующих это прозвучало так, будто Раменское – это нечто очень похожее на Париж.

      В общем, тогда Марта повела себя правильно. Потому и приняли – не побили. А потом вот допустила оплошность: взяла у одноклассника подаренную пачку жвачки, да еще и с Ленкой зачем-то поделилась. Слопала бы всю сама, никто бы и не заметил, а теперь вот что получилось: глаза опухшие, волосы вырваны, тело болит, да и Васька Потапов – тот самый, что подарил жвачку (ему папа из командировки привез), – смотрит как на придурочную и упрямо твердит:

      – Никуда я не пойду!

      А Марта тормошит его и наседает с утроенной силой:

      – Васек, ну что тебе стоит, а? Подойдешь к Светке: долговязая такая, с косой, и скажешь, что подарил мне жвачку.

      – Она из какого класса?

      – Из шестого.

      – Не пойду.

      – Вась, да она не страшная вовсе. – Марта сама себе не верила. Не поверил и Вася. Шутка ли, первокласснику ходить с заявлениями к ученице шестого класса.

      В общем, в глазах детдомовского