Сага о джиннах: Спящий джинн. Кладбище джиннов. Война с джиннами (сборник). Василий Головачев

голоса операторов. Я из любопытства высунул голову из-за светозавесы и удивился: зал тонул в темноте, лишь напротив каждого пульта, слабо освещенного призрачной иллюминацией индикаторов, светились экраны дисплеев, не рассеивая мрака уже на расстоянии ладони.

      Внезапно лаборатория замедлила движение.

      – Девятый, Левченко! – резко окликнул начальник лаборатории. – Ваш канал выпал из резонанса, извольте не зевать!

      – Автомат отрабатывает повышение радиационного фона, – отозвался невидимый Левченко обиженным тоном. – Прошу две минуты на топосъемку.

      – Следите внимательней за изменением рельефа. Даю две минуты. Всем остальным – повтор серий.

      Юранов жестом поманил Игната. Я тоже придвинулся ближе.

      – Посмотрите-ка, это вам знакомо?

      На черной, доселе непрозрачной панели справа от пульта проявился странный светлый узор, похожий на рисунок червяка-древоточца на коре дерева.

      – Штреки?

      – Система пещер, в которой некоторые естественные ходы соединены искусственными туннелями. Глубина самой нижней пещеры около ста шестидесяти метров.

      Игнат некоторое время рассматривал изображение, потом покачал головой в сомнении:

      – Никак не сориентируюсь…

      – Это флаг, – ткнул пальцем в панель Юранов.

      Игнат кивнул. Судя по всему, ему было интересно, а мне становилось скучно.

      Словно почувствовав перемену в моем настроении, Игнат посоветовал мне пройти в зал, а Юранов, откровенный и лаконичный, как скальпель хирурга, добавил:

      – Там у входа есть кресло наблюдателя, подключитесь к машине, отвечающей за синтез полученных сведений и отмечающей к тому же все выявленные элементы искусственности вашего объекта. Если же не хотите терять время – берите машину и летите по своим делам. Работы у нас часа на три-четыре, плюс обработка результатов поиска. Закончим – сообщим.

      Игнат поразмышлял, посматривая на мою удрученно-ждущую физиономию, и принял последнее предложение.

      – Не очень романтическая профессия, – сказал он в пинассе, глядя на уплывающую от нас лабораторию, похожую на отломившийся снежный купол одной из гор. – Да, стажер?

      – Не очень, – пробормотал я, чувствуя угрызения совести. Думал я в это время о своей профессии и о том, что доминантой спасателя во все времена было терпение. То есть именно то, чего мне не хватает. Игнат, конечно, об этом не скажет, но подумает, ушел-то он из лаборатории из-за меня. Хотя, с другой стороны, дел у нас достаточно, а начальнику БИИМа мы были не нужны.

      – Вот это уж точно! – сказал вдруг Игнат одобрительно.

      Я не особенно удивился. Видимо, снова утратил контроль над лицом, врагом моим.

      Мы сделали круг над голубоватыми холмами пыли, и вдруг взгляд Игната остановился. Что он там увидел, внизу?

      – Черт побери! – раздельно сказал Игнат. – Как это я с первого раза не заметил?

      Я не успел ничего спросить, как мы уже пикировали вниз и через минуту головокружительной карусели