Дракон. Владимир Владимирович Привалов

номер 49 в большой комнате, обнявшись, спали мужчина и женщина, на кухне иногда тарахтел холодильник, в ванной комнате из крана капала вода, тикали настенные часы. В детской не спал мальчик. Он боялся темноты, проснулся ночью, трясясь под одеялом, и молился: «Господи, прошу тебя, укрепи меня! Сделай меня сильным, чтобы я никогда ничего не боялся, сделай меня самым сильным человеком на земле! Я на всё готов ради этого! Молю, Господи, услышь меня!». Мальчика звали Андрей, и, если бы он знал, какой ценой достаётся в этом мире сила, то никогда о ней бы не попросил.

      Первый порог

                    С тех пор как папа потерял работу, родители стали ссорится. Андрей больше не просыпался среди ночи один, теперь он не мог заснуть и, лёжа в кровати, слушал ругань родителей на кухне. Это так глупо, когда родные люди мучают друг друга. Он спрашивал их: «Что случилось?», а они не отвечали, улыбались не по-настоящему и говорили: «Всё хорошо!». Потом бабушка, с которой его часто отправляли гулять и по магазинам, стала задавать странные вопросы: «А вот, если судья спросит: с кем ты хочешь жить – с мамой или с папой, ты что ответишь?». Странно, это как спрашивать: «Если придут фашисты и спросят: какую руку тебе отрезать, ты что ответишь?».  Но бабушка всё спрашивала, фашистам Андрей бы ответил – «Режьте левую», бабушке – «С мамой». Потом они стали часто уезжать на выходные, это было нечестно, целые выходные: друзья, игрушки, своя комната, а вместо этого чужой дом и «Бабушку надо навещать». Там мама жаловалась на мужа, совершенно не обращая внимания на присутствие Андрея, он узнавал, какой папа плохой, как плохо относится к маме, сочувствовал ей и обещал «ничего не рассказывать отцу».

                    Однажды мать завела такой разговор:

      – Твой отец ставит мне условия, говорит, что ему чувств не хватает, хочет, чтобы я изменилась. А я и так с трудом это всё терплю, мне здесь плохо, душно, что мне делать?

                    Андрей обнял маму и очень по-взрослому сказал:

      – Мама, не надо терпеть.

                    Они съехали к бабушке весной, недоучившись один месяц, Андрей перешёл в новый класс новой школы. Нельзя просто уехать в один день, через неделю на выходных они приехали за вещами. Андрей не узнал своей комнаты, того места, где он прожил всю жизнь. Он помнил, как там стояла его детская кровать с решёткой, как потом появилась кушетка, свой письменный стол, он помнил, как скрепит каждая паркетная доска, каждую трещинку на потолке, это его дом, помнил, где оставлял свои вещи. Сейчас всё изменилось: полки отец забрал в другую комнату, игрушки просто вытряхнул из них, и они валялись на полу, часть машинок была раздавлена, кровать переставлена, шкаф отгонял своими открытыми дверцами и пустыми вешалками. В этот момент он возненавидел отца, понял, что у него больше нет дома и вряд ли когда-нибудь будет. Забирать Андрей из этой комнаты ничего не стал.

      Второй порог

      На пустыре за забором школы мальчик собирал свой портфель. Он доставал книги из грязи, вытирал их шапкой и складывал, по щекам текли слёзы. Книги не так обидно, самое противное – сменка, каждый уходя смачно харкнул в мешок, он отмоет всё, но знать, что несёшь домой свою обувь, оплёванную этими подонками, было гадко. Он давно не спрашивал их и себя: «За что?», «Что я вам такого сделал?», «Как это прекратить?», просто им нужно было над кем-то издеваться, и они издевались над ним, до того, как он попал в этот класс, они издевались над Толстым, теперь же сам Толстый, радуясь, что появился новый объект для нападок – частенько подстрекал одноклассников на новые «аттракционы». Это продолжалось изо дня в день, каждый день он сносил плевки из трубочек, пока учитель пишет на доске, тычки на переменах, он пытался быть незаметным, как-нибудь, может, сегодня обойдётся, может, о нём забудут, они не забывали. Каждый день он видел эти улыбки полные предвкушения забавы и, редко когда после школы ему удавалось сбежать. Девочки не принимали в этом участия, но многим нравилось смотреть, и на глазах у девчонок они издевались дольше и разнообразнее. Он пытался уходить позже, ходить разными дорогами, но его ждали везде. Это так классно, когда есть ничтожество, над которым можно измываться, он же сам этого наверняка хочет, раз такой слабак. Он уже не убегал, просто тупо ждал, когда наконец одноклассники накуражатся и уйдут. Он не жаловался учителям: во-первых, куда ужаснее было стать стукачом, тогда его будет гнобить уже вся школа, не только класс, во-вторых, учителя и так всё знали, возможно не в подробностях, но знали и ничего не могли поделать. Для них это неизбежное зло, всегда будет чужак, последний, мальчик для битья, ему просто не повезло.

      Мальчик собирал портфель и в тысячный раз думал, что жизнь дерьмо. Тяжело, когда некому пожаловаться или просто рассказать (мать нельзя беспокоить, она и так целыми днями в слезах, ей ещё тяжелее). Жалость к себе и горечь утраты – вот то, во что он заворачивался от мира. На пустыре появился прохожий, подошёл к мальчику:

      – Что случилось?

      – Упал неудачно…

      Прохожий хмыкнул:

      – Я работаю рядом, окна сюда выходят, часто вижу, как ты падаешь.

      Мальчик отвёл глаза в сторону:

      – Зачем тогда спрашиваете?

      – Помочь