Романовы. Ошибки великой династии. Игорь Шумейко

с Фёдором Эвальдом, я привожу сию спиритическую коллизию для более полного представления уровня тогдашнего социума. И, конечно, важно, симптоматично, что спиритом был властитель дум тогдашнего общества В. Соловьёв.

      Вот и здесь судьба позаботилась, как и в случае с 11 погибшими в Зимнем дворце солдатами, – дважды вывернуть сюжет. Там Соловьёв подхалимствовал перед Львом XIII, собиравшим коалицию «за башибузуков», против тех солдат в Русско-турецкой войне 1877–1878 годов, и он же через три года поднимал общество на защиту их убийц, Желябова и компании. А здесь «пророк» спирит Соловьёв причислил к «чернорабочим собирателям» одного из величайших в мировой истории учёных, и вместе с тем получается – борца с «источником соловьёвского вдохновения».

      Но только не посчитайте, что и Дмитрия Ивановича в «чернорабочие» записали по какой-нибудь обиде за свой спиритизм. Нет, Соловьёв Менделеева просто не разглядел. Надо хорошо представлять этот праздный ум. Учёность того типа, что прекрасно определена Львом Толстым: «Сначала из прочитанных книжек составляют тетрадки выписок, потом из этих тетрадок составляют свою книжку».

      Выше приведено, как Соловьёв критиковал Данилевского и все подобные, «ползучие теории, слишком приверженные фактам», противопоставляя им свою – «крылатую»!

      Вечно рассеянным взглядом, неумением видеть детали, жизнь вообще Соловьёв очень напоминает мне, как ни странно, Чернышевского, детально описанного Набоковым во вставной, в романе «Дар», книге своего героя.

      Могут возразить: Чернышевский – материалист (один из самых знаменитых на Руси), а Соловьёв – идеалист. Но вспомните, что лучше всего разглядел Набоков в Чернышевском, над чем более всего издевался:

      «Чернышевский… не отличал плуга от сохи; путал пиво с мадерой; не мог назвать ни одного лесного цветка, кроме дикой розы… добавляя с убеждением невежды, что цветы сибирской тайги те же самые, какие цветут по всей России… восполняя всякий недостаток конкретного знания какой-нибудь нехитрой общей мыслью… с частичкой гноя в крови… Был беспомощен в практических делах, слаб здоровьем, плаксив, не умел плавать, ездить верхом, никогда ничего не мог починить, но всё бил, пачкал, портил. На каторге от нечего делать выкапывал каналы – и чуть не затопил жизненно важную для вилюйцев дорогу. Та же несуразность, неуклюжесть, неумелость с женой, которая изменяла ему с его ближайшими друзьями и с любым встречным студентом, польским эмигрантом, жандармским ротмистром…»

      Энтомолог Набоков прекрасно разглядел нематериальность знаменитого «матерьялиста». Тут заподозришь и что популярный нынче термин «чмо» как-то, возможно аббревиатурно, связан с великим революционным демократом. Сам этот… «тип Чернышевского», вечно рассеянного болтуна, наверняка напомнит читателю и других его носителей, как мне он напоминает Соловьёва. Человеческий тип – нечто более изначальное, глубинное, подосновное, чем это: «На матерьялистов, идеалистов рассчитайсь! Матерьялисты,