Забытые союзники во Второй мировой войне. Сергей Брилев

ответил: „Дорогой мой! Я не только погоны и лампасы, я и штаны поснимаю, если вы повернете со мною на врага. А на „внутреннего врага“, против своих не ходил и не пойду, так вы уж меня увольте!“».⁴⁰

      Иными словами, на фоне войны с Боливией парагвайские русские уж тем более ни при каких обстоятельствах не могли позволить правительству своей новой Родины иметь дело с СССР.

Асунсьон – Гавана

      До войны такой русско-парагвайской школой мысли прониклись не только в Асунсьоне, но и, например, в Гаване.

      К ней я теперь и начну, наконец, возвращаться – хотя и оставлю за собой право периодически отвлекаться на некоторые параллельные, но, как я думаю, уже вполне понятно, что не лишние латиноамериканские сюжеты.

      Но сейчас – именно Куба.

Следствия для остальных

      Тогдашние правители Кубы вот уж точно были под влиянием не мексиканской, а именно парагвайской школы мысли: то есть в отношениях с СССР сознательно избрали не осторожное сближение, а бдительную дистанцированность. Например, когда в 1925 году к Кубе подошло советское судно «Вацлав Боровский», то власти порта Карденас так и не пустили корабль под красным флагом к причалу[34]. В итоге тогдашний секретарь кубинской компартии Антонио Мелья добирался до своих советских товарищей вплавь.⁴¹

      «Известия» в те дни писали:

      «Министерство внутренних дел Кубы отказало команде советского парохода „Вацлав Воровский“ в разрешении сойти на берег… заявив, что посещение города советскими моряками „противоречит общественным интересам“. Коммунисты Кубы настаивают на отмене этого запрещения».⁴²

      Чуть больше повезло поэту Владимиру Маяковскому. Через десять лет после триумфальных гастролей в Гаване россиянки Анны Павловой он, счастливый обладатель «серпасто-молоткастого», потому только и смог высадиться в Гаване, что был транзитным пассажиром несоветского парохода. Впечатления от острова у него, как мы уже видели, были самые яркие. И самые разные:

      «На площади меня поймал оборванец. Я не сразу мог понять, что он просит о помощи… Я молчал и только под конец сказал ломано, чтоб отвязаться: „Ай эм р-е-ша!“[35]

      Это был самый необдуманный поступок. Оборванец ухватил обеими руками мою руку и заорал:

      – Гип большевик! Ай эм большевик! Гип, гип!

      Я скрылся под недоуменные и опасливые взгляды прохожих».

      Реакцию прохожих Маяковский описал совершенно верно. У себя на острове кубинские коммунисты были тогда ещё в меньшинстве. А кубинские власти если и шли на контакты с СССР, то лишь эпизодически.

      «В 1921 году [прозвучало] предложение Кубы продать России сахар. Совет труда и обороны РСФСР обсудил это предложение. В начале 1922 года сахар был закуплен.

      Кубинский сахар советской стороной закупался и в последующие годы, но эти поставки носили небольшой и эпизодический характер… Об отношении [официальной Гаваны] к Советскому Союзу говорило немало фактов и, в частности, то, что кубинские

34

Кто бы, кстати, тогда знал, что в XXI веке именно в той части

35

Так Маяковский передал английское выражение «I am Russian».