Театр Черепаховой Кошки. Наталья Лебедева

Потом объясню…

      Она замолчала, ничего не говорила до конца уроков, и, только когда они пришли к Саше домой, и открыли окно, чтобы разогнать парную майскую духоту, и когда Полина упала на кровать, раскинув руки и, по обыкновению, свесив голову с края, она проговорила:

      – Он старше. Намного. Женатый. И у меня с ним секс.

      5

      Народу в чате было много, но в длинном списке имен не было Вестника. Рита перечитала несколько раз, чтобы убедиться, что не ошиблась.

      Каждый раз, когда справа возникал новый ник, Рита вздрагивала.

      Вестник не появлялся.

      Разочарованная, Рита отправилась на кухню и вздрогнула от неожиданности: перед окном стояла Саша.

      Она глядела прямо перед собой, в голую, оклеенную бежевыми обоями стену, и взгляд у нее был остекленевший, неподвижный. А за стеклом, за ее спиной, кружили две белые чайки. Они кружили как цирковые лошади, бегущие по кругу, из которого невозможно вырваться.

      Рита замерла в проходе, потом попятилась и вышла из кухни. Вернулась к себе. Села на стул, задыхаясь, и спрятала лицо в ладонях. За последние несколько месяцев она успела убедить себя, что у нее нормальная, обычная дочь. Немного замкнутая, возможно, не слишком хорошо воспитанная, но – нормальная.

      А теперь пришлось вспомнить, каково это: смотреть на своего ребенка и чувствовать страх.

      Виктор узнал бы испуганный взгляд своей жены, если бы вошел к ней в эту минуту. Такой взгляд бывал у нее вечерами, когда он возвращался домой после работы – Саше было в то время чуть больше года, она как раз научилась ходить и говорить.

      Чаще всего Рита молчала, но иногда – если он спрашивал, – говорила, что Саша пугает ее. Читает мысли – или что-то вроде того. Виктор скоро перестал спрашивать, потому что не мог ни толком понять, о чем она говорит, ни что с этим поделать. Сашу он обожал, она отвечала ему тем же. Пожалуй, он был даже рад, что Рита оставляет их вечерами вдвоем. Саша играла и смеялась, и это было во много раз приятнее настороженной подозрительности жены.

      Для Виктора Саша была маленькой любимой хулиганкой, для Риты – тяжелым испытанием.

      От нее ничего нельзя было скрыть: ни дурной мысли, ни крохотной лжи. Рита не могла спрятать от ребенка конфеты или втихаря выбросить сломанную игрушку. Саша появлялась за ее спиной в момент совершения преступления: замирала и молча смотрела, будто осуждая за нечестность.

      Рита чувствовала себя как в тюрьме. Она боялась думать при ребенке. Иногда у нее случались нервные срывы. Рита тщательно скрывала их от мужа, боясь, что тот сочтет ее сумасшедшей и отнимет у нее дочь, – а Рита любила ее, как бы это ни было трудно. Честно говоря, она и сама иногда думала, что сходит с ума. В такие дни она пыталась поделиться с Виктором своими тревогами и была готова к тому, что он скажет: «Знаешь, дорогая, тебе надо к врачу». Она бы пошла на прием. Рите даже хотелось иногда, чтобы кто-то вылечил ее ненормальный страх перед ребенком. Но Виктор никогда не понимал, о чем именно она твердит. С ним Саша бывала совсем другой: более открытой и,