Россия и Польша. История взаимоотношений в XVII—XX веках. Юрий Николаевич Денисов

делился ею с литовским гетманом. По его сообщению, «Годунов спрашивал умирающего царя в присутствии царицы Ирины и Федора Никитича о том, кому быть на царском престоле, надеясь, что царь назовет его самого. Но Феодор ответил ему: “Ты не можешь быть великим князем, если только не выберут тебя единодушно; но я сомневаюсь, чтобы тебя избрали, так как ты низкого происхождения” (z podłego narodu). И царь указал на Федора Никитича как на вероятнейшего своего преемника, дав ему при этом совет, если его изберут на царство, удержать при себе Бориса как умнейшего советника. Рассказывавшие эту историю выражали сначала уверенность, что царем будет именно Федор Романов, так как за него стоят вельможи (wojewodowie i bojarze dumni) как за царского родственника. Позже эта уверенность поколебалась, когда выяснилось, что на стороне Бориса не одно низшее дворянство и стрельцы, но и вся почти народная масса (pospólstwo niemal wszytko)» [44, 230].

      Видимо в польско-литовском обществе расчет был сделан на род Романовых, да и в Москве все было не так уж однозначно в пользу Бориса Годунова. Более того, вскоре после смерти царя Федора дело дошло до поножовщины, все тот же Андрей Сапега приводит сведения о том, что в результате очередной ссоры Бориса Годунова с боярами по вопросу престолонаследия Федор Романов бросался на него с ножом.

      Интересно, что еще до избрания царем Бориса Годунова появляется информация о некоем царевиче Дмитрии, правда Андрей Сапега, который и сохранил для потомков эти слухи, запутался во всех многочисленных женах Ивана Грозного и считал его рожденным от царицы Марии Темрюковны:

      «По смерти великого князя (Феодора) Годунов имел при себе своего друга, во всем очень похожего на покойного князя Димитрия, брата великого князя московского, который рожден был от Пятигорки (z. Pecihorki, то есть Марии Темрюковны) и которого давно нет на свете. Написано было от имени этого князя Димитрия письмо в Смоленск, что он уже сделался великим князем. Москва стала удивляться, откуда он появился, и поняли, что его до времени припрятали. Когда этот слух дошел до бояр, стали друг друга расспрашивать. Один боярин и воевода, некий Нагой (Nahi), сказал: князя Димитрия на свете нет, а сосед мой, астраханский тиун Михайло Битяговский (ciwim Astarachański Michajlo Biczohowski), обо всем этом знал. Тотчас за ним послали и по приезде стали его пытать, допрашивая о князе Димитрии, жив ли или нет. Он на пытке сказал, что он сам его убил по приказанию Годунова и что Годунов хотел своего друга, похожего на Димитрия, выдать за князя Димитрия, чтобы его избрали князем, если не хотят его (Бориса) самого. Этого тиуна астраханского четвертовали, а Годунова стали упрекать, что он изменил своим государям, изменою убил Димитрия, который теперь очень нужен, а великого князя отравил, желая сам сделаться великим князем. В этой ссоре Федор Романов (Kniaź Fiedor Romanowicz) бросился на Годунова с ножом с намерением его убить, но этого не допустили. Говорят о Годунове, что после этого случая он не бывает в думе» [44, 233].

      Что здесь правда, а что выдумка – сказать трудно, но в сохранившихся письмах немецких гостей из Пскова, по