Шторм в Гавани Ветров. Джордж Мартин

оглянулась. Расс стоял у стола с бокалом вина в руке. Гордая улыбка не сходила с его лица. «Скоро его сын станет летателем, – думала Марис, – а про меня он и не вспомнит». Она чувствовала себя лишней на празднике.

      Одну за другой Баррион пел песни летателей: баллады Внешних Островов, Шотана, Кульхолла, Эмберли, Повита… Пел о летателях-призраках, которые, послушавшись Капитана-Правителя и взяв в небо оружие, навсегда затерялись над океаном… В редкий штиль их можно увидеть, бесцельно мечущихся на призрачных крыльях. Так по крайней мере утверждают легенды. Но летатели, попавшие в штиль, редко возвращаются. Так что никто не уверен, правда это или выдумка…

      Баррион пел о седом восьмидесятилетнем Ройне, внук-летатель которого был убит, повздорив из-за женщины. Старый Ройн взял крылья, догнал убийцу и отомстил за смерть внука…

      Баллада о Джени и Ароне, самая печальная из всех. Джени родилась калекой и жила со своей матерью. Не имея возможности ходить, она все свое время проводила у окна, выходящего к прыжковой скале Малого Шотана. Так Джени полюбила Арона, молодого веселого летателя, и в ее мечтах он отвечал ей взаимностью. Но однажды она увидела его в небе вместе с другим летателем – красивой рыжеволосой девушкой. Приземлившись, Арон обнял свою подругу, и они поцеловались. Когда мать Джени вернулась домой, ее дочь была мертва. Она умерла от горя. Арон, когда ему об этом рассказали, не позволил схоронить незнакомую ему раньше девушку на острове. Он взял ее с собой на скалу, надел крылья и унес далеко в море, чтобы проводить в последний путь, как провожают летателей.

      Звучала песня и про Деревянные Крылья, но не слишком лестная: в ней он выглядел комичным дурачком. Потом Баррион спел про Летателя, Принесшего Плохие Вести, потом «Танец Ветра» – венчальную песню летателей, потом еще и еще… Марис увлеклась и слушала, ни на кого не обращая внимания. Она совсем забыла про стакан кивы в руке, которая почти остыла. Ею овладело какое-то доброе чувство, теплая беспокойная печаль, вернувшая воспоминания о ветрах.

      – Твой брат прирожденный летатель, – прошептал кто-то рядом.

      Марис повернула голову и обнаружила, что на подлокотнике ее кресла устроился Корм. Он показывал рукой на сидящего в ногах певца Колля. Колль, крепко зажав колени руками, не сводил с Барриона зачарованного взгляда.

      – Видишь, как на него действуют летательские песни? – беззаботно продолжал Корм. – Для островитян это просто песни, но для летателя – нечто гораздо большее. Мы-то с тобой это знаем, и брат твой тоже. Я всегда могу определить по виду… Понимаю, как тебе тяжело, но подумай о брате. Он тоже любит небо.

      Марис взглянула на него и едва удержалась от смеха. Тоже знаток… Колль и в самом деле слушал как зачарованный, но только Марис знала тому причину. Колль любит музыку, а не небо. Сами песни, а не то, о чем в них поется. Но откуда Корму знать об этом? Блестящему, улыбающемуся Корму, столь уверенному в себе?

      – Ты думаешь, только летатели мечтают? – шепнула