Джоконда и паяц. Наталья Солнцева

из окна собственной квартиры.

      – Вот видишь. Это не редкость, старик. Может, у девушки не сложилась личная жизнь, или она принимала наркотики. Осталась без работы, влезла в долги, наконец, а отдавать нечем.

      Художник нервно оттягивал ворот свитера и крутил головой. Он был не согласен с доводами Лаврова.

      – Полагаешь, девушку убили?

      – Нет, – понуро возразил Рафик. – В том-то и дело. Она сама.

      – А я о чем толкую? Под каждую задницу соломку не подстелешь.

      Лавров подумал, что служба в милиции сделала его черствым и злым. Раньше он бы непременно проникся сочувствием к незнакомой барышне, укоротившей себе жизнь в порыве отчаяния. Но сейчас его подход к проблеме стал скорее практическим, нежели эмоциональным. Была ли смерть насильственной? Если да – надо искать убийцу. Нет – значит, ничего не попишешь.

      – Как звали погибшую? – на всякий случай поинтересовался он.

      – Ольга Слободянская…

      Глава 3

      Лавров где-то слышал эту фамилию. Кажется, в криминальных новостях.

      – Слободянская?

      – Она работала в модельном агентстве, – сообщил Рафик. – Блондинка, ноги от шеи, осиная талия. Глаз не отведешь. Приходила сюда к Артынову на сеансы. Богиня! Мы даже успели познакомиться. Сема застрял в пробке по пути в мастерскую, позвонил, и мне пришлось развлекать Ольгу. Она сказала, что Артынов сделал несколько эскизов и остановился на Венере Боттичелли. У нее будет только лицо и фигура Ольги, а все прочее – точь-в-точь как на картине. Девушка была в восторге от этой креативной идеи. Артынов закончил работу, а вскоре Ольга выпала из окна и разбилась насмерть.

      – Ты связываешь ее смерть с Артыновым?

      – Представь, да.

      – А основания? Нелюбовь к преуспевающему ближнему?

      Рафик побледнел, сделал над собой усилие и… признался, что он, конечно, завистник, но не до такой степени, чтобы без повода лить грязь на коллегу. Внешне они с Семой приятели, но внутренне давно разошлись. С тех пор, как Артынов начал писать по-новому.

      – Загордился?

      – И это тоже, – кивнул школьный товарищ. – Только неспроста Сема изменился. И живопись у него другая стала, и манеры, и краски по-иному на холст ложатся. Будто наколдовал кто! Посмотрел я на Ольгу в образе Венеры, и меня жуть пробрала. Так хорошо, так дивно, что дух захватывает. Но… видишь ли… великим мастером Артынов никогда не был, а тут вдруг снизошло на него.

      – Я бы взглянул на эту Ольгу-Венеру. Она где? У него в мастерской?

      – Что ты! Артынов полотно в галерею на продажу выставил. Маленькая галерейка, на задворках, в Строгино. Но цену загнул аховскую! И поместил объявление в Интернете.

      – Купили?

      – Не знаю, – развел руками художник. – После смерти Ольги Артынов стоимость картины поднял чуть ли не вдвое. Скандал, сенсация, – лучшая реклама для произведения искусства.

      – Думаешь, найдется покупатель?

      – Уверен. Такие деньги не каждый выложит, но Сема не спешит. Покупатель должен созреть.

      – Вот