Джоконда и паяц. Наталья Солнцева

есть что скрывать? – прищурился Лавров.

      Она помолчала, прежде чем ответить.

      – Каждый человек ведет внутри себя тайную жизнь, какую он не решился бы вести открыто. Разве у вас ни разу не появлялось желания, чтобы кто-нибудь умер?

      Роман вспомнил, как в сердцах желал смерти Колбину, своему шефу, а потом стыдился этих мимолетных мыслей. Светлана права. Каждому стоит заглянуть в себя, прежде чем судить других.

      – Люди – не ангелы, – буркнул он.

      – Вот и я не ангел. Но Ольгу я не убивала. Мы были едва знакомы.

      – А ваш бывший муж мог ее убить?

      – Раньше я могла бы поклясться, что нет. А сейчас… – Светлана поежилась, словно ее тело охватил озноб. – Проклятый Артынов! Он так резво пошел в гору, что я в недоумении. Я наивно полагала, что знаю его как облупленного. Он удивил не только меня. Его краски внезапно ожили, заиграли, затрепетали! В этом на самом деле есть нечто дьявольское…

      – Что вы скажете о его первой натурщице, Ложниковой?

      – Артынов рассказывал о ней взахлеб, не стесняясь. Он был увлечен ею. Потом остыл. Первая страсть оставляет в сердце неизгладимый след.

      Лаврову показалось, что Светлана говорит о себе. Ее чувство к Артынову не угасло, – просто притупилось под гнетом бытовых неурядиц и взаимных претензий.

      – Они расстались врагами?

      – Не знаю, – покачала головой декораторша. – Большая любовь нередко перерастает в большую ненависть.

      – Ложникова ревнива?

      Брови Светланы удивленно приподнялись.

      – Вероятно, да… как любая женщина.

      – Могла ли она убить?

      – Трудно сказать. Во всяком случае, на меня она не покушалась, – усмехнулась художница. – А ведь я, на свою беду, отняла у нее Артынова. Зачем ей через столько лет убивать какую-то натурщицу?

      Роман с ней согласился.

      – Эми, кажется, замужем и счастлива, – добавила Светлана. – Она устроила свою судьбу гораздо лучше, чем это могло бы быть с Артыновым. Сема в принципе не способен любить кого-нибудь, кроме себя. Это не легко понять. Я потратила годы, чтобы убедиться в его равнодушии. Не хотелось верить, что все его слова и поступки фальшивы, как и его живопись.

      – Но сейчас он на гребне успеха.

      – Это временный взлет. Вот увидите, все закончится очень, очень плохо, – вырвалось у нее. – Знаете, Сема не раз приходил в отчаяние от своих неудач и… он действительно взывал то к Богу, то… к сатане.

      Последнее слово Светлана произнесла тихо и с оглядкой. Но в холле было пусто. Актеры репетировали, а гардеробщица приходила только по вечерам, на спектакли.

      – В самом деле? – допытывался Лавров. – Сатана услышал мольбу художника?

      – Вы смеетесь. А ничего веселого в этом нет! Я думаю… в жизни всякое бывает. Муза капризна и склонна к мистификациям. Никто не видел ее лица. Оно вовсе не обязательно ангельское.

      Бывший опер промолчал. Лицо самой Светланы выглядело более чем оригинально. С такой дамочкой в сумерках столкнешься, инфаркт получишь.

      – Однажды Сема впал в жуткую ярость, –