S.W.A.L.K.E.R. Конец света отменяется! (сборник). Александр Бачило

на него дохнул Отмороженный.

      Девочка протягивает руки, смотрит своими кукольными глазищами и говорит:

      – Дяденьки, меня зовут Мальвина. Я боюсь темноты. Возьмите меня отсюда.

      Пед выдвигается у меня из-за спины и делает шаг вперед. Освальд хватает его за плечо и громко шепчет:

      – Окстись, придурок, это же марципановая сучка! Она тебя живо оприходует!

      Девочка смотрит. Освальд, осклабившись, говорит ей:

      – Вот какая у Отмороженного сладенькая подружка. Говори, сука, где кладка!

      Девочка хлопает длинными ресницами. Губы ее жалобно кривятся.

      – Я не марципановая! – кричит она, только очень тихо кричит, шепотом. – Я настоящая девочка! Я его боюсь! Он холодный! Он приходит и хочет погладить меня, но всегда отдергивает руку. Он не пускает меня наружу! Заберите меня отсюда!

      Пед сбрасывает пятерню Освальда с плеча и делает еще шаг. Освальд передергивает помпу.

      – Подойдешь ближе к ней – пеняй на себя.

      Пед оборачивается к нему. Очки блестят в луче подствольного фонаря, и Пед кажется вовсе не Педом, а каким-то незнакомым и страшным очкариком.

      – Это ребенок, – говорит он. – Девочка не понимает…

      – Все она понимает, – цедит Освальд. – И я понимаю, что ты у нас педофил и любишь маленьких девочек, но это не тот случай. В сторону!

      Пед как-то смешно вскидывает руку, словно заслоняясь от летящего в морду снежка.

      – Я не педофил! – тонко кричит он. – Я педагог! Учитель. И я вижу, что девочка не понимает, кто она. Мы можем с ней поговорить. Мы сможем узнать…

      – Я тебя предупреждал, – говорит Освальд и нажимает на спуск.

      От выстрела в тесной каморке мы сразу глохнем. Пед отлетает к стене. Очки слетают у него с переносицы. Девочка, скорчившись в углу, зажимает уши. Освальд отбрасывает помповик и выхватывает ножи.

      Марципан оказался вкусным. Таким вязким, к зубам клеится, и с миндальным привкусом. А глаза у нее и правда леденцовые. Один Освальд сгрыз сам. Второй дал мне и говорит:

      – Это так у охотников принято. Самые лучшие части забитого зверя: глаза, сердце и желудок.

      Я улыбаюсь. Освальд поделился со мной, значит, уважает. Партнер. Мы с ним партнеры. Это хорошо. Сосу голубой леденец, немного пыльный и кисло-сладкий. Такие были у бабки в круглой жестяной коробке с картинкой города наверху. Пыльные, слипшиеся в один ком, разноцветные, очень старые, как и сама бабка, и город на картинке. Самые вкусные на свете леденцы.

      Покидав остатки в мешок, смотрим на труп Педа.

      Освальд говорит:

      – Берем его, что ли?

      Я:

      – В смысле?

      Тащить еще предателя этого с крыши и хоронить. Я понимаю – Бобби. Того мы съели с бабкой. Он нам послужил, хорошее дело сделал. А Пед предатель, перебежчик и трус.

      – В смысле – в мешок. Одним марципаном сыт не будешь. А тут все-таки мясо.

      Я сглатываю. Что-то в этом неправильно, хотя Освальд всегда рассуждает верно. И сейчас вроде все верно: пока