Метро 2033: Сумрак в конце туннеля (сборник). Андрей Гребенщиков

на кону, а ты – «спать»!

      Пришлось отогнать дрему и рассказывать. Я, как смог, описал свое приключение, уделив особое внимание насекомым.

      Начальник станции выслушал меня и, кажется, поверил. Особенно его обрадовало уничтожение самого большого монстра. Мне пообещали разведать обстановку силами местных бойцов, окончательно взорвать вход в недействующую вентиляцию, а если выжило много личинок, опять обратиться за помощью в Полис. В таком случае меня пришлют сюда снова как уже опытного специалиста по насекомым (черт, еще приклеится кличка «энтомолог»). Что поделаешь – теперь такая служба. Я обязан вносить свой вклад в копилку общечеловеческого опыта. Меня этому учили, и я, как выяснилось, это умею.

      Сейчас же меня даже не волновала, а прямо-таки ставила в тупик иная проблема: необходимость составления отчета. Я даже не представлял, с какого края подступиться к описанию того, что со мной произошло. Ох, и намучаюсь я с формулировками…

* * *

      Я и не знал, что это такая радость – вернуться домой. Кратковременные отлучки на поверхность, которые были раньше, не считаются. Теперь я понял, что такое быть сталкером Полиса. Как минимум, это значит, что родные станции я теперь буду видеть не так часто, как мне хотелось бы. Но мне понравилось! Я чувствовал себя настоящим… Нужным. Не знаю кем, но никаких приставок «стажер» надо мной больше не висело. Наступило ощущение полного соответствия своему званию. Я – сталкер, а мой испуг остался далеко позади, на Тульской. Я смог преодолеть его. Выдержал свой последний экзамен. А еще я понял – только теперь – ту помпезную фразу, которую услышал от Полковника в четырнадцать лет: «Кто, как не мы, сталкеры, станет на защиту людей? Мы – действительно та надежда, которая освещает темный туннель будущего. С нами у человечества есть будущее и шанс на выживание».

      Отныне мой сталкерский жетон больше не воспринимался тяжелым чужеродным предметом, оттягивающим карман. Он занимал свое место, прикрывая сердце от предательской пули или внезапного удара. Его тяжесть успокаивала и придавала уверенности в том, что все будет хорошо.

      Андрей Гребенщиков

      Здесь живут призраки

      Сломай меня, ведь у меня внутри

      так много интересной хренотени!

      Не медли!

      Ну, давай – на раз-два-три…

      Когда ты подле станешь на колени —

      ладони окунешь в меня, как в пруд,

      в надежде, что тщедушный головастик

      в них попадется,

      боль сомнет мне грудь,

      даруя ослепительное счастье.

      А нити, что идут от рук и ног,

      порвутся, будто жалуя свободу.

      Сломай меня! – я сам ищу предлог

      стать частью голубого небосвода,

      прибитого гвоздями к потолку

      ответственным за смену декораций.

      И после всем правдиво растолкуй,

      что куклам очень свойственно ломаться[1].

      – Ну ты и дурак, – цедит сквозь зубы Дед.

      – Знаю, – мне нечего ему возразить,

1

Майк Зиновкин.