Судьба офицера. Александр Тамоников

дорогой! Сейчас, подожди, канистр достану, для тебя с завода не фильтрован.

      – Смотри! А то как котенка в бочке утоплю, ты меня знаешь!

      – Ай, конечно! Сейчас! Держи, тебе и твой друг!

      Пивник выставил на подставку кружки с прозрачным и в меру пенным пивом. Сразу было видно, настоящее, свежее, не разбавленное.

      Прапорщик между тем посмотрел на банки офицера, вновь позвал пивника:

      – Эй, урюк, а ну подь сюда!

      – А? Че? Иду, иду!

      Он вышел из своей конуры, встав рядом с огромным прапорщиком.

      Тот указал на банки старшего лейтенанта, спросив:

      – Что это?

      Пивник ответил без особого энтузиазма:

      – Пиво!

      Григорич, как назвал прапорщика узбек, грозно повысил голос:

      – Это пиво?

      – Канечна!

      – Пей!

      – Зачем? Я не пью!

      – Запьешь! Пей, сказал, свою бодягу!

      – Не-е!

      – Тогда, блядь нерусская, быстро смени парашу на пиво, и банки для своих чурбанов оставь, а офицерам чтобы кружки подавал. Или хочешь, чтобы тебя выкинули с территории городка?

      Продавец засуетился:

      – Да, да, сейчас! А выкидывать не надо! Тут рядом места нет, а на окраине кому продавать?

      Через минуту перед Запреловым стояли две кружки прохладного пива со сдачей в 8 копеек.

      Прапорщик посоветовал, указывая на Рашида:

      – Вы, старлей, с ним построже! Борзый безо всякого предела! Но ссыкун еще тот. Так что если что, за шкибот и на улицу. А там прямо в пятак! И безо всяких базаров. Иначе уважать не будет. А они нормальные, только когда уважают! А вас в Афган?

      Запрелов подтвердил:

      – В Афган!

      Прапорщик вздохнул, поднял кружку:

      – Ну, давай, за тех, кто там, «за речкой», долг свой интернациональный исполняет!

      Выпили. Расстались.

      Этот случай запомнил командир роты и помнил до сих пор.

      Взяв полотенце, капитан направился на выход, намереваясь перед сном принять душ. И на входе столкнулся с Лизой!

      – Здравствуй, Илья!

      Медсестра являла собой саму скромность. Наигранную, возможно, отрепетированную.

      – Уже виделись, – напомнил Илья, – ты чего пришла?

      – Ты опять на войну уходишь?

      Капитан покачал головой:

      – В этом гарнизоне хоть что-то скрыть можно?

      Лиза взглянула ему в глаза:

      – Можно! Но только то, что желаешь скрыть! И если есть что скрывать. Остальное, в том числе ложь, невозможно!

      – Ты на что намекаешь? На наш вчерашний разговор? Думаешь, надрался и ни хрена не помню? Ошибаешься.

      – Может, впустишь? А то люди кругом, так и шарят глазами!

      – Тебя это смущает?

      – Да, представь себе, смущает!

      – С каких это пор?

      – Как только встретила тебя! Но ты пропустишь меня? Я ненадолго. Не волнуйся!

      Капитан посторонился, пропуская женщину в отсек. Хочет выговориться, пусть говорит. Может, на самом деле корит себя за измену. Только ничего уже не поправить. И не в измене было дело.

      Лиза прошла в спальню.

      Встала под кондиционер, прошептав:

      –