Смерть предпочитает полночь. Николай Леонов

когда сдавал документы в приемную комиссию университета. Среди толпы абитуриентов она в своем наряде «от кого-то» смотрелась экзотичной павой, случайно оказавшейся в стае сизарей, сорок, грачей и прочих ординарных пернатых, которые слетелись на крону большого дерева, галдели и спорили о чем-то своем.

      Девушка шествовала через толпу вчерашних и позавчерашних школьников, солдат срочной службы, сегодняшних клерков разных компаний и фирм. Глядя сквозь всех, кто оказался на ее пути, она нахально прошла в секретариат приемной комиссии, даже не поинтересовавшись, кто крайний в очереди. Впрочем, еще не успели затихнуть возмущенные голоса парней и девчонок, теснившихся у двери, как пава вышла из кабинета и все так же, глядя сквозь каждого, оказавшегося на ее пути, направилась к выходу.

      Димка Ветлугин, вчерашний морпех с Балтики, стоявший в общей толпе, в отличие от большинства абитуриентов, отнесся к появлению брюнетистой красотки без особого внимания. Ну пришла и пришла. Ну ушла и ушла. Чего попусту молотить языком?

      Он вновь увидел ту самую паву на первой, вводной лекции, которую читал декан их факультета доктор наук Максимов, и даже несколько удивился. Что ее занесло в аграрный университет? Судя по манерам и прикиду, Екатерина происходила из семьи не просто не бедной, но гораздо сверх того. Такие барышни обычно прорывались в МГУ, МГИМО и иные суперпрестижные вузы. Это не говоря уж о загранице. А тут прямо-таки Шэрон Стоун в юности, которая, не поймешь с какого бодуна, надумала затесаться в агрономы.

      Пару месяцев спустя первокурсники в основном уже освоились и перезнакомились друг с другом. В это время студенческий телеграф вдруг донес до Дмитрия весьма любопытные сведения. Оказывается, Катя Гусева, прозванная однокурсницами Кармен, что ею было принято необычайно благосклонно, называла его в кругу своих наперсниц одаренной бездарностью. По ее мнению, таким персонам, как Ветлугин, нужно не в университеты поступать, а идти в токари-пекари. Ведь армейская служба сделала образ его мысли совершенно примитивным. Единственное, на что он способен, – это тупо зубрить учебные материалы. А еще она, как и многим другим на курсе, придумала ему какое-то ординарно-туповатое прозвище по первым слогам его имени и фамилии – Димвет.

      Димка услышал это сообщение, переданное ему Генкой, пожал плечами и заметил, что не видит повода для какого-либо расстройства.

      – Да и вообще, какого рожна ей надо? – не отрываясь от учебников, риторически вопросил он. – Учусь так, как уж умею. Ей-то до этого какое дело? К чему всякие там характеристики? Я же не говорю, что ее место, к примеру, где-нибудь на панели, не придумываю никаких кликух. Интересно, как бы она отреагировала, если бы я, допустим, сократил «Кармен Гусева» до какой-нибудь Каргуси? Похоже, делать ей нечего, вот ерундой и занимается.

      Трудно сказать, сколь точно доставил его слова до Кармен все тот же телеграф, частенько сбивавшийся на режим испорченного телефона, но с той поры их отношения, и без того прохладные,