Добро пожаловать в ад. Андрей Дышев

и опять принялся разглядывать мою руку – от ладони до плеча.

      – Гвоздь случайно не был ржавым? – спросил он.

      Мне показалось, что от врача тянет холодком, точнее, от его пристального взгляда, от его очков с бронированными стеклами.

      – Вряд ли, – ответил я и вздохнул. – Скорее он был покрыт оружейной смазкой.

      – Лягте на топчан.

      Больше он ничего не спрашивал про гвоздь, не интересовался ни его калибром, ни расстоянием, с которого я на него налетел, ни временем, когда это случилось. Придвинув к топчану табурет, врач накрыл его марлей, положил на него мою руку и попросил смотреть на стену. Что он делал с моей рукой – осталось для меня тайной, но боль была такой сильной и острой, что мне хотелось не только смотреть на стену, но и лезть на нее, кусать ее и бить по ней кулаками.

      – У тебя лицо белое, – сказала мне Ирэн, когда я, покачиваясь, вышел на терраску.

      – Я так громко орал, что с потолка посыпалась побелка, – ответил я.

      – Голова не кружится?

      – Тебе должно быть виднее…

      Ирэн расслабленно улыбнулась. Она посчитала, что если я шучу, значит, чувствую себя прекрасно и полон оптимизма. Это не было правдой. Ирэн плохо меня знала. Обычно я начинал безудержно шутить, когда мне становилось совсем плохо. Защитная реакция организма.

      Я, в самом деле, едва держался на ногах. Правда, боль в руке быстро утихала, но слабость действовала на меня угнетающе. Тоже, кстати, одна из моих дурных привычек: безоглядно считать себя сильным человеком. Я так привык к своей силе, что воспринимал ее как нечто само собой разумеющееся, данное мне раз и навсегда. Оказывается, достаточно было десять минут полежать на хирургической кушетке, чтобы усомниться в этом.

      Я сел на табуретку, чтобы не грохнуться на пол.

      Тут вышел врач. Он был уже без халата, в руке держал маленький пакетик с нарисованным на нем красным крестом.

      – Здесь два шприца и две ампулы, – сказал он Ирэн. – Сможете сделать мужу укол? Сегодня вечером и завтра вечером…

      Ирэн кивнула. Я тотчас представил, как она с огромным шприцем в руке склоняется над моей ягодицей, алчно замахивается и… и от этого ужасного зрелища пот выступил у меня на лбу. Нет, не сможет она мне сделать укол, не позволю! Кто, какой безответственный человек научил ее этому делу? Я так ее и спросил, когда мы вышли на улицу.

      – Я два года работала медсестрой в больнице, – сказала она и покачала головой. – А ты ведь меня совсем не знаешь, Кирилл!

      Я не стал развивать эту тему, опасаясь, что инспектор по чистоте может разглядеть в моих глазах любопытство к ее прошлому, несмотря на то что это любопытство было вялым и почти нежизнеспособным. Тем не менее мы мило поболтали о медицине и чудесах, которые она способна вытворить за какие-то вшивые сто долларов, которые Ирэн пришлось выложить. Несмотря на то, что я еле передвигал ноги, настроение мое, как атмосферное давление после грозы, стремительно полезло в гору. Может быть, эскулап ввел мне какой-нибудь эндорфин, чтобы я не грустил? Или же, в самом деле,