Последний полет «Жар-птицы». Эдуард Семенов

увидеть то, на что показывал ему его подчиненный, и все равно ничего не увидел.

      – О чем ты, Седых?

      – Да там какой-то странный туман.

      – Что значит «странный»?

      – Не могу объяснить.

      – Туманы не входят в нашу компетенцию. Ищи что-то более реальное. Воздушные зонды, змеи, парапланы, дельтапланы, радиоуправляемые самолеты, стаю птиц.

      – Да, я понимаю, товарищ капитан, но…

      Седых замолчал, пытаясь подобрать слова и, наконец, проговорил:

      – Надо бы вернуться, командир. Давайте еще раз пролетим в том секторе.

      И совсем по-детски добавил:

      – Пожалуйста!

      – Ну, раз ты так просишь, то давай вернемся. Все равно больше ничего не обнаружим!

* * *

      Они развернулись и практически сразу увидели ее. В чистом голубом небе была отличная видимость, поэтому ее невозможно было не увидеть. Огромное лицо женщины, занимающее полнеба и искрящееся в ярких лучах солнца. И это был не образ иконы, хотя позднее на допросах Седых и называл это лицо Богоматерью. Это было нечто иное. Живое женское лицо с большими бездонными глазами, которые с грустью смотрели на двух летчиков. И грусть эта была такой силы, что им обоим сразу захотелось выпустить штурвалы своих боевых машин и заплакать, как малые дети.

      Потоки грусти накатили на них, как во время шторма волны накатываются одна на другую, с каждым разом становясь все опаснее и опаснее. И когда наступил девятый вал, Седых не выдержал.

      – Командир, – закричал он истошным голосом, – прости меня, но я больше не могу!

      В небе раздался хлопок, и катапульта выбросила пилота из кабины самолета. Капитан Иволгин сжал губы и с силой отвел лицо в сторону. Он увидел в небе ярко-белое полотнище парашюта, а когда повернул голову назад, то лика женщины больше не было. Оно снова превратилось в облако, которое вытянулось свечкой, и стало стремительно набирать высоту. Ощущение грусти прошло, и накатила волна злости.

      – Врешь, не уйдешь! – прохрипел капитан Иволгин. Абсолютно не соображая, что делает, он потянул штурвал истребителя на себя, устремился в погоню за облаком. Он даже не попытался ответить на настойчивые призывы с диспетчерского пульта доложить о том, что происходит.

      В свое время на истребителе МиГ-31 был поставлен рекорд высоты и скорости, поэтому какое-то время самолет и облако летели, что называется, «ноздря в ноздрю».

      Очень скоро небо сменило окраску и стало иссиня-черным в звездную крапинку. Они вошли в стратосферу.

      Сверхпрочный титановый корпус МиГа накалился докрасна, и готов был уже развалиться. Он буквально трещал по швам. Когда стрелка высотомера истребителя уперлась в крайнюю отметку и замерла, облако начало медленно отрываться от преследователя. Когда разрыв между самолетом и облаком составил уже более километра, у пилота от перегрузки пошла из носа кровь, и Иволгин оказался на грани потери сознания.

      Еще несколько секунд, и мощные двигатели совсем прекратили тянуть его самолет вверх.

      МиГ