Ненужное зачеркнуть. Андрей Дышев

прилив творческих сил и был готов на безумные импровизации.

      – Ты обещанную яхту подготовил? – напомнил я.

      – А как же! – солгал Макс и сверкнул лукавыми глазками.

      – Не забудь загрузить на борт ящик шампанского!

      Ирина протянула мне брюки и майку – горячие, сырые, еще овитые паром, и вышла. Я начал переодеваться. Новая одежда казалась мне рыцарскими доспехами, в которых трудно двигать руками и ногами. Разгладив складки, я подошел к окну, пытаясь увидеть в нем свое отражение.

      – Умрешь, пока вечера дождешься, – проворчал я. – Скажи-ка, дружище, фамилия Батуркина тебе о чем-нибудь говорит?

      – Батуркина? – переспросил Макс. – Нет, не припомню такого.

      – Константин Григорьевич, – уточнил я. – Деятель шоу-бизнеса.

      – Нет, Кирилл, я такого не знаю.

      – И вообще никогда не слышал о нем?

      – Никогда… А почему ты спрашиваешь?

      – Звонил мне вчера этот Батуркин. Интересовался, много ли уже я дал концертов. Вот как! Мной уже акулы шоу-бизнеса интересуются! Скоро автографы на улице раздавать буду…

      Макс распрощался со мной до вечера, а я продолжил разыскивать Ирину.

      За пятнадцать минут до начала мы с Ириной были у служебного входа в летний театр. Макс подтолкнул меня к сцене.

      – Запомни: на все у тебя ровно час! – давал последние напутствия Макс. – Я буду стоять справа от тебя, за кулисами, и показывать, сколько осталось… Не волнуйся! Веди себя естественно, сыпь во все стороны глупые шуточки, публика это любит. И обязательно прибереги минут пятнадцать-двадцать на вопросы. Публика обожает слать актерам записочки со всякими каверзными вопросами…

      Можно сказать, Макс вытолкнул меня на сцену. В первое мгновение мне показалось, что я попал не в то место, в какое мне было надо. Принципиально не в то. Как если собираешься зайти в свой рабочий кабинет, а попадаешь в женскую баню. Я стоял над заполненным под завязку зрительным залом. Все до единого ряды были заняты. Даже в проходах стояли люди. Мощные прожекторы поливали меня сверху горячим ослепительным светом. Сотни глаз смотрели на меня, на мои руки, ноги, прическу, улавливая движение ресниц и дрожь на губах. Какое-то время стояла гнетущая тишина, а затем раздались аплодисменты.

      Неимоверным усилием воли я подавил в себе желание немедленно убежать за кулисы. Я оглянулся и увидел Макса, который делал какие-то замысловатые движения руками и ртом. Я догадался, что он показывает мне на стойку с микрофоном. Аплодисменты утихли, и воцарилась тишина. Человеческая масса ждала от меня каких-то слов. До меня доносилось чье-то приглушенное покашливание да капризное хныканье ребенка. Я шагнул к стойке, мысленно отметив, что с ногами произошла какая-то странная загипсованность, взял микрофон, постучал по нему пальцем, и могучие динамики тотчас отозвались: бум– бум-бум! Зрители снова зааплодировали. Они пока еще неплохо относились ко мне и не ленились хлопать по любому глупому поводу. И вот в ту минуту я понял, что пришло время сказать что-то умное.

      Эта задача оказалась для меня самой трудной.