Морской узел. Андрей Дышев

в автобусном парке. У меня смена – два дня работаю, два отдыхаю. А тут еще выходные, и всего четыре дня выходило.

      – Игнат, покороче, пожалуйста.

      – Да, да, понимаю… Ты, если что, останавливай меня. Или сразу в лоб.

      Он тихо рассмеялся – на удивление приятно, и белоснежные зубы казались ненатуральными на фоне темного лица.

      – Сегодня какое число? – сам у себя спросил Игнат и снова взглянул на часы. – Двадцатое уже? Это я двое суток просидел? А кажется, что полжизни. Ты со своим ростом там бы не уместился. Это мне еще повезло, что я тощий, как вобла. Вот, рассказываю тебе, а у меня руки трясутся. Пощупай…

      Он протянул мне ладонь. Превозмогая себя, я прикоснулся к ней. Это была столь же приятная процедура, как трогать ладонь у покойника.

      – Ты только не подумай, что я струсил! – прошептал он, заглядывая мне в глаза с надеждой прочитать по ним мои мысли. – Я об этом все время думал, пока в своей конуре сидел. Что я мог сделать без оружия и в полной темноте? Да еще пьяный был, еле на ногах держался. Верка уснула в шезлонге. Тимофеич у себя в рубке ковырялся, электрику чинил. А мы с Гариком на носу. Сели на край борта, смотрим на звезды и винишко потягиваем. Кругом тишина, море, штиль. Кто бы знал…

      – Это было позавчера?

      – Да, позавчера, восемнадцатого. Первый вечер нашего плавания… Часов одиннадцать или двенадцать, не помню. Мы тогда на часы не смотрели. Зачем нам время? Школу вспоминали, учителей, одноклассников… Что-то меня всего колотит. Ты мне дай время, я приду в себя. И мы отсюда выберемся, теперь уж точно выберемся.

      Он обхватил себя, будто сидел на ледяном сквозняке. Но в трюме было не просто тепло. Было невыносимо жарко и душно. «С тобой выберешься! – подумал я. – Тебе в больницу надо!»

      Я давил в себе чувство досады и не смел винить себя в том, что решил откликнуться на стук, доносящийся из трюма. Теперь я понимал, что прежде, когда я был один среди бандитов и отвечал только за себя, сбежать с яхты было намного легче, чем сейчас. Но разве можно жалеть о том, что я спас человека от верной смерти? Еще день, от силы два – и он бы умер от жажды.

      Игнат шмыгал носом, покусывал ногти. Он говорил отрывисто, перед каждой фразой делая глубокий вдох, словно собирался окунуться с головой в ледяную воду.

      – И тут мы слышим – звук моторных лодок… Подплывают к нам с двух сторон, глушат моторы. Тишина… Гарик кричит им, мол, ребята, осторожнее, здесь удочки заброшены… Лучше бы он молчал… Я пошел за фонариком, чтобы посветить и посмотреть, что за гости к нам пожаловали. Только в кают-компанию спустился, как услышал автоматную очередь. Я снова наверх… О господи!.. Как вспомню это, так мурашки по коже… Мимо меня Верка пробежала. Вопит страшным голосом, за руку держится, а из нее кровь фонтаном бьет. Кинулась к себе в каюту, закрылась. Тимофеич выскочил из рубки и как крикнет: «Вы что ж, паразиты, делаете?», а его в грудь. Он с палубы в воду упал… Потом все стихло. Я подумал, что Гарик как-то договорился, чтобы прекратили стрельбу… Выглянул из-за рубки. На носу лампочка сигнальная висела. И я увидел Гарика. Он лежал на