Инструктор по экстриму. Андрей Дышев

стало неспокойно, и я решила навестить Маринку. Сам понимаешь, такой опасный возраст, надо девчонку контролировать…»

      – Договоримся о гонораре, – сказал Блинов, понимая, что задний ход давать уже поздно. – Все расчеты – только после окончания работы…

      – Ну, это естественно! – кивнул Талдыкин.

      – Вы представляете мне кассету. Здесь же, в машине, в вашем присутствии, я просматриваю ее на камере и только после этого рассчитываюсь.

      – Идет, я согласен.

      – Вы получите две тысячи долларов плюс деньги на служебные расходы. Я имею в виду проезд по железной дороге…

      – В «СВ», – вставил Талдыкин.

      – В плацкартном вагоне, – твердо поправил Блинов. – Там вы не будете привлекать к себе внимания. Далее: расходы за проживание на частном секторе. За питание, исходя из расценок столовых. И конечно, стоимость кассеты.

      Талдыкин уже не возражал, соглашался, молча кивая.

      – Вот ее фотография, – продолжал Блинов, протянув Талдыкину конверт. – Не надо открывать, рассмотрите дома… Зовут Элла. Элла Борисовна. Сегодня утром она вылетела в Адлер. Возможно, она встретится с дочерью, но этого я не гарантирую. На всякий случай запомните: дочь зовут Мариной, она неделю отдыхает в доме художников. Номера ее комнаты я не знаю, но телефон есть. Один – две двойки – шестьдесят… Вы запоминаете?

      – Какой разговор!

      – Вы отчетливо представляете, что от вас требуется?

      – Я должен зафиксировать на видеопленку факт супружеской измены, совершенной вашей женой.

      Блинов отвернулся, протер рукой запотевшее окно и посмотрел на мокрый сквер. Из уст постороннего человека слова «супружеская измена, совершенная вашей женой», прозвучали дико. Он почувствовал, как вдруг запылало лицо. Вот так печально заканчивается история любви. Разве мог он предположить двадцать лет назад, что опустится до такой нечистоплотной слежки? Мог ли подумать, что будет собирать компромат на свою жену Эллу, на ту самую, которую, обезумев, целовал на студенческой свадьбе в общежитии… Доски вместо скамеек, сдвинутые столы, покрытые вместо скатерти простынями, рыбные консервы, плавленые сырки, пирожки с мясом, «Докторская» колбаса, морская капуста, водка и тосты, тосты, тосты. Им все завидовали, до хрипоты кричали «горько», желали вечной любви и счастья. И он целовал ее мокрые от шампанского губы, и ему казалось, что по-другому просто быть не может, что этого счастья у него, как воды в море – черпай ведрами, не вычерпаешь… И куда все ушло? Чем, каким суховеем начисто сметено с души? Почему случилось то, что тогда казалось невероятным? Позже понял: никуда ничто не уходит, ничто из ничего не берется. Просто он женился на измене, только по своей наивности до поры до времени не знал об этом. Он целовал измену и еще не ощущал ее вкуса. Она была зародышем, непроклюнувшимся семенем. А потом взошла, окрепла, распустила шипы, раскрыла омерзительный цветок, источая холод, равнодушие, тайны, ложь… Он пытался смириться с этим – десятки тысяч семей живут так, – но не смог вынести своего бессилия. Она ему лгала, глядя