Жало белого города. Эва Гарсиа Саэнс де Уртури

над нашими головами зеленый коридор.

      – Я была беременна, срок – несколько месяцев… Хочу вернуть себе мышечный тонус.

      Не ожидая подобного ответа, я сжал зубы, отгоняя призраков.

      – Надо же… Да, это здравая идея, – только и выдавил я.

      – В чем же ее здравость?

      – Чтобы не уставать от ребенка. Наверняка он будит тебя по ночам. Сейчас тебе надо вернуться в рабочую форму, к тому же ты беспокоишься из-за мышечной слабости. Сколько малышу, четыре-пять месяцев? – прикинул я. – Вот-вот начнут резаться зубы, а это непростое время.

      – Ты неправильно понял. Беременность продлилась всего семь месяцев. А потом… Ребенок плохо развивался. Ему поставили несовершенный остогенез второй степени, – проговорила Бланка, не поднимая глаз от красных, белых и синих плиток, мелькающих под ногами.

      – Я не очень хорошо разбираюсь в медицинских терминах.

      – Ребенок был нежизнеспособен. Он рос, но кости его ломались у меня в матке. Он страдал. Мне сделали плановое кесарево сечение, но он прожил всего несколько часов. Не могу видеть свой живот; меня раздражает, что тело все еще как у беременной. Во время беременности это меня не волновало; не волновало бы и потом, если ребенок выжил. Но сейчас… я хочу всего лишь забыть, что он у меня был, не вспоминать его каждый раз, когда раздеваюсь.

      Я искоса посмотрел на ее живот под облегающей футболкой из лайкры. Она принадлежала к редкому типу людей, у которых живот от природы совершенно плоский: мускулистый, подтянутый, без единой лишней линии. Остатки беременности замечала она одна; они были в первую очередь у нее в голове, а не в действительности.

      «Договорились, – подумал эксперт по психологии. – Диморфическое расстройство. Надеюсь, временное. Ради ее же блага».

      «Тебя это правда волнует, Унаи? Ты что, за нее беспокоишься?», – с удивлением отметил я.

      Возможно, так оно и есть.

      Возможно.

      Этого быть не должно, но чем черт не шутит…

      – Поэтому ты добилась перевода.

      – Муж настаивал. Я работала в полиции Лагуардии, с ней была связана вся моя жизнь с двадцати четырех лет. А он работает в Витории, по многу часов ежедневно… Точнее, у него нет графика. Мы виделись только поздно вечером, раньше этого хватало. Но на нас обоих эта история подействовала очень тяжело. Такие вещи либо объединяют, либо разделяют. Я не хотела, чтобы мы расстались. Он очень изменился с тех пор, стал странным. Тщательно скрывает свое потрясение, но я-то все вижу. Здесь, в Витории, я никого не знаю. Не хочу, чтобы ты принимал меня за зануду и неправильно истолковывал мое желание общаться с тобой каждое утро. Все дело в том, что у меня нет друзей.

      – Это особенность Витории, – сказал я, когда мы сделали полукруг и продолжили бег по Сенде. – Компании формируются в старших классах; сложно войти в тусовку, если ты чужак. Все рассчитано на местных. Узнаёшь ребят лет в пятнадцать, мальчиков и девочек, у некоторых уже сложились какие-то отношения. Мальчики с девочками, девочки