Песня горна. Олег Верещагин

света – Олег. В форме. Немного бледный или так кажется от света? Неважно… Теперь уже – его голос:

      – Лёня Васильев дошёл до людей. И это оказались , не звери в человеческом обличье, каких было много тогда. Его правнучка передала нам этот уцелевший прибор, коммуникатор, и мы прочитали записи на аппарате, собранном в отряде по чертежам, присланным из Верного.

      По залу – снова волна. Выдох. Единый, дружный. И слышные то тут, то там отчётливые всхлипы. Олег делает шаг вперёд и в сторону, свет плывёт за ним…

      – Лёня Васильев дошёл до людей и увидел вернувшееся Солнце. Оно светит нам и сейчас. Всем нам. Хотя… – Олег вскинул голову, обвёл взглядом зал. – Иногда я думаю: зачем оно светит? Не противно ли ему – после всего, что было ! – освещать то, что есть ?!

      На экране – всплывает эмблема: белая с зелёной полосой поверху и с большим красным персиком в середине, с надписью «ППА – Партия Плоды Азии».

      – Партия «Плоды Азии», – говорит Олег. – Ассоциированный член Большого Совета Латифундистов… – Мелькают кадры: машины, экипажи, кабинет, за овальным столом – холёные люди, их лица – ближе, улыбки, снова эмблема, грузовики везут ящики, ряды бидонов и банок.

      Ряды фруктовых деревьев. Между ними – тоже ряды, ряды женщин, согнутых под тяжестью корзин за плечами. Лицо – в коричневом загаре, глаза запали, в этих глазах почти ничего осмысленного.

      Всадник-надсмотрщик – с пистолетом на поясе, с длинным гибким хлыстом, на конце которого отчётливо видна молния электроразряда. На груди также отчётливо видна эмблема…

      Спина – детская. Гноящиеся рубцы от «обычных» ударов плетью.

      Шалаш. Около него худая старуха варит что-то в котелке, и спят вповалку на чём-то вроде одеяла сразу несколько человек, взрослых и детей.

      Ладонь – натруженная, грубая. В ней – несколько бумажек. Деньги. Смешные даже по здешним меркам. Подачка. Но это не подачка – это плата за каторжный, надрывающий тело и душу, труд. Хуже подачки. Оскорбительней.

      Бумажник – пальцы с хорошим мужским маникюром небрежно считают крупные купюры, распирающие дорогую кожу.

      Большой цех, линии конвейеров, банки, банки, банки… клубника, виноград… Дети у конвейеров, самым младшим – по 4–5 лет. Все – голые. У каждого рот закрыт маской-кляпом, замкнутым на затылке.

      Опрокинутая банка – томатный сок, кажется. Но лужа на полу похожа на кровь.

      На экране вращается хорошо знакомая всем эмблема «Энергии» – бегают по своим путям шустрые элементарные частицы, вращается эмблема, крутится колесо едущего автопоезда, вспыхивают над роскошным кварталом ряды лампочек, световые рекламы, узоры из огней…

      …В постели – на узкой кровати в маленькой комнате – истощённый человек. Руки и губы в язвах. Он что-то говорит.

      Крутится эмблема.

      Вагонетка, в ней – хмурые люди, взрослые и дети. Надвигается, растёт, поглощает экран чёрный зев шахты. В темноту проваливаются расширенные глаза ребёнка в вагонетке.

      Штрек.