Под маятником солнца. Джаннет Инг

Бенджамин, если позволите, – в его акценте слышалось подражание оксфордскому выговору. – Такое имя мне дал преподобный.

      Стоявшая рядом со мной мисс Давенпорт присела в реверансе:

      – Я очарована, мистер Бенджамин.

      Тот просиял от ее жеста, поэтому мне показалось уместным тоже сделать реверанс. Мисс Давенпорт одарила меня задумчивой улыбкой и подмигнула, хотя я не совсем понимала, что за этим крылось.

      – Вам пора устраиваться, мисс Хелстон, – произнесла она, – или хотя бы осмотреть свою комнату. Я заплачу кучеру и позабочусь о багаже. Увидимся за ужином. Жду не дождусь, очень уж проголодалась.

      Мистер Бенджамин, сунув под мышку мой саквояж, вел меня в башню, а по пути рассказывал свою историю. Как оказалось, он являлся гномом – что, как я знала из сочинений Парацельса, означало отношение к стихии земли, – причем первым и единственным, кого обратил в веру прежний миссионер, преподобный Джейкоб Рош.

      – Преподобный всегда говорил, что мистер Бенджамин похож на самого младшего из библейских братьев [4], – сказал он. – Маленькое имя для маленького гнома.

      – Вы имеете в виду Роша или моего брата? – спросила я.

      – Первого, не последнего.

      Кроме того, где-то в замке обитала экономка, которую мистер Бенджамин называл Саламандрой.

      Прогулка по цитадели казалась мне путешествием назад во времени. Сравнительно современное фойе переходило в коридор, оклеенный флоковыми обоями, которые были невероятно модными почти сто лет назад. Буйные цветочные узоры в темно-зеленых и золотых тонах уступали место гобеленам, висевшим на шероховатых стенах, а затем наконец появилась и винтовая лестница из потертого камня.

      Крутые ступени вели к одинокой деревянной двери. Открыв ее, я, пригнувшись, вошла внутрь.

      – Вот и комната, – радостно объявил мистер Бенджамин, – пользуйтесь водой, а потом выплескивайте ее в окно.

      Гном поставил саквояж и, принимая мою благодарность, изящно поклонился, уперев в пол узловатую руку.

      Уже повернувшись, чтобы уйти, он вдруг вздрогнул, словно вспомнив что-то важное, и самым торжественным тоном произнес:

      – Чуть не забыл. Запомните: не ходите по серебряному коридору, когда там темно. Не заглядывайте за изумрудный занавес. Не смотрите портретам в глаза. Не ешьте без соли. И не доверяйте Саламандре.

      А потом мистер Бенджамин ушел, и дверь захлопнулась, прежде чем я успела спросить о том, как узнаю Саламандру, с какой едой, по его мнению, столкнусь, или, что было куда более насущным вопросом, когда мне ждать ужина.

      Комната оказалась круглой, и вся мебель – от гардероба до книжного шкафа и бюро – изгибалась вместе с ней. В толстой стене, сложенной из древних камней, было прорезано окно, но, увы, сквозь стекло и свинцовую решетку проникало очень мало света. Несколько подушек превращали нишу под окном в уютную банкетку. Тонкие лучи солнца, пробивающиеся сквозь узкие, точно лезвия, бойницы, разрезали тени.

      Прямо передо мной оказалась небольшая

4

Речь о Вениамине, младшем сыне библейского патриарха Иакова и его любимой жены – Рахили. Иаков в своем предсмертном благословении характеризовал его как «хищного волка, который утром будет есть добычу, и вечером будет делить добычу».