Вот просто жизнь. Элла Николаевна Серегина

то спускавшемся к речке. На участке имелись плодовые деревья и баня. Для Алёны баня была таким же необходимым удобством жизни, как для древних римлян их знаменитые термы. Алёнино хозяйство находилось в глухой деревне с как будто нарочно выбранным названием Алёнино Захонье.

      В соседнем доме жил дед Матвей. Жил он бобылем, но от одинокой жизни не опустился и не спился. Пил весьма умеренно, одевался бедно, но чистенько.

      * Приходит «новый русский в Эрмитаж. Осматривается. «Да, – говорит, – бедненько тут у вас. Бедненько, но чистенько».

      Бороды дед Матвей не носил, был гладко, по-римски, выбрит, как и полагалось служителю терм. Да и в лице его, скульптурном, с крупными карими глазами и крупным же мясистым носом, как мне казалось, было что-то римское.

      Алёна попросила деда Матвея присматривать за ее домом, платила ему за это небольшие для нее, а для него, пенсионера, существенные деньги. И когда мы приезжали в деревню «оттянуться», нас ждали: приготовленный ужин, протопленная баня и дед Матвей, веселый оттого, что в этот вечер он будет не один.

      Прошёл год, прошел другой. И вот дед Матвей сказал Алёне: «Леночка, я больше не смогу быть вашим домовым». «Почему?» – естественно, поинтересовалась Алёна, сразу заподозрив, что дед хочет повысить плату за свои услуги. Но ответ был совершенно неожиданным: «В Германию уезжаю. На ПМЖ.» «В Германию?» – не на шутку удивились мы, слишком уж не вязался старый деревенский отшельник с родиной Гёте и Вагнера. «Да, Лена. Видите ли, я еврей. Германия кается за Холокост и приглашает нас к себе».

      Наверное, работает теперь дед Матвей «домовым» где-нибудь в Баварии. А может, и не работает вовсе, а неспешно поцеживает пиво в той самой, печально знаменитой мюнхенской пивнушке.

      2. По ком звонит колокол

      Однажды летним ранним утром нулевого года я проснулась от каких-то странных звуков, похожих на взрывы петард. Подумала спросонья: «Наверное, корабли на Неве стреляют», – близился день ВМФ. И опять заснула. Но через некоторое время проснулась снова – уже от звонка в дверь. Проснулся и Сережа, ворча, натянул штаны и пошел открывать. За дверью была милиция. «Вы ничего не слышали?» – поинтересовался милиционер. Сережа пожал плечами. «Я слышала какие-то хлопки, – встряла я. – А что?» «Не хлопки это были, а выстрелы, – сказал милиционер, глядя не на меня, а на картину, изображающую морской прибой, – олигарха какого-то убили».

      Флигель, где мы обитали, располагался за спиной Академии Художеств. Каждый день мы выходили во двор, проходили через арку в небольшой академический парк, пересекали его и выходили на набережную, где красовались привезенные из Египта сфинксы, и где в теплое время года я, скинув обувь, омывала ноги в невских волнах. Киллеры полностью повторили наш ежедневный маршрут. Они (было их четверо), оставив машину прямо под нашими окнами, прошли по парку, вышли к Неве и притаились за гранитным парапетом, над которым по сей день возвышается бесстрастный сфинкс. Вскоре на набережную выехал черный «Мерседес» олигарха в сопровождении джипа с охраной. Киллеры расстреляли «Мерседес» из гранатометов и спокойно (охрана даже не пикнула) вернулись к своей машине, по дороге бросив оружие под упомянутой аркой. Сели в машину и укатили. Всё это нам рассказали соседи по дому. Мы с Сережей насторожились: сестрица моя Алёнушка работала в фирме какого-то нефтяного магната. Позвонили. «Ленка, это часом не твоего шефа грохнули?» – весело осведомился Сережа, понимая, что таких совпадений не бывает. «Юмор здесь не уместен, – сурово ответила Елена, – именно моего шефа убили два часа назад на Университетской набережной».

      * Стоят в подъезде два киллера. Один смотрит на часы и говорит другому: «Что-то наш клиент запаздывает. Я волнуюсь: не случилось ли с ним чего?»

      Потом Елена говорила, что Капыш был очень хороший человек: знал в лицо и по имени всех сотрудников (две тысячи персон), многим безвозмездно помогал деньгами.

      Выстрелами Капышу оторвало обе ноги. Но его можно было спасти. Увы, «скорая» не оправдала своего названия, и бедняга умер от потери крови.

      3. Хозяева руин

      Сестрица моя Алёнушка купила дачу в Стрельне, в аккурат напротив Константиновского дворца. Дворец представлял собой почти руину, да и Ленкина дача была не сильно лучше: в доме надо было делать капитальный ремонт. Зато участок был шикарный, двухъярусный, обрамленный со всех сторон высокими соснами и кленами. Мы приезжали в Стрельну на шашлыки в любое время года: и весной, когда цвели нарциссы и ручей на участке превращался в речку; разумеется, летом; осенью, когда под ногами шуршали кленовые листья; и даже зимой, когда, разгоряченные вином, мы валялись и кувыркались в снегу, как дети. Доев шашлык, мы шли лазить по руинам Константиновского дворца. Фотографировались на выщербленных ступенях, с риском для жизни ходили по шатким ветхим мостикам. Гуляли по обширному парку с зелеными кошачьими глазищами прудов, выходили к заливу. Помню, в начале мая, одетая в теплую куртку и шерстяную шапку, я скинула кроссовки, закатала