Метафизика Петербурга. Немецкий дух. Дмитрий Леонидович Спивак

принятого у немцев названия «Ревель», то его происхождение остается не вполне ясным. Местные жители, впрочем, утверждали, что во время охоты некого древнего рыцаря, на месте будущего города произошло падение (Fall) некой косули или серны (Reh), откуда якобы и произошло имя «Reval». Подлинность легенды куда как сомнительна, что не мешало местным рыцарям в торжественных случаях подымать кубки, изготовленные в форме копыта или же нижней части ноги дикой козы.

      Одни земли вошли в юрисдикцию магистра Ливонского ордена, другие попали под руку архиепископа Рижского, третьи признали власть Эзельского, Дерптского или Курляндского епископа. Все эти владетельные персоны жили немирно, не упуская малейшего случая перебежать дорогу сопернику, тем более упрочить свое положение.

      В спорных случаях четыре «князя церкви» не упускали случая порознь или коллегиально нажаловаться на обидчиков своему патрону, которым был, разумеется, римский папа. Однако магистр Ливонского ордена тоже подчинялся ему, по крайней мере формально, и имел обыкновение более чем активно пользоваться своим правом просить помощи и поддержки понтифика. В то же время, рижские архиепископы считались по давней традиции князьями Священной Римской империи, и, соответственно, не упускали случая привлечь к ливонским делам внимания германского императора. Помогая им, император не забывал того, что сам он был рыцарь, и потому согласовывал по мере сил свои шаги с интересами Ордена.

      Если добавить к сказанному, что крупные города Ливонии пользовались самоуправлением, а их бургомистры, как правило, проводили каждый свою политическую линию, сообразуясь при этом с интересами не рыцарей или епископов, но зажиточных горожан, то мы получим первоначальное представление о той напряженной атмосфере, в которой был выкован психологический тип предков остзейских немцев, впоследствии принявших самое активное участие в построении и развитии Санкт-Петербурга.

      Впрочем, мы снова забежали вперед. В ту же эпоху, о которой идет наш рассказ, главной заботой «мужей новгородских», а с ними и «мужей псковских», было отнюдь не допускать немцев к администрации и хозяйственным делам своего государства, но, напротив, оттеснить за ближайший естественный рубеж, и удерживать за ним, елико будет возможно. Так и установилась граница, сташая привычной для поколений обитателей наших мест.

      Кто же у нас не знал, что сначала, от самого «Соленого моря» и «прямо по стерьжню Норовы-реки» – то есть от Финского залива и по фарватеру реки Нарвы – мы держим границу против рыцарей Ливонского ордена. Далее, примерно от средней части «Чючкого» (Чудского) озера и вплоть до озера Теплого, а потом по суше на юго-запад от Псковского озера, продолжается граница все с той же Ливонией, однако уже с владениями епископа Дерптского. Южнее этого участка начинается участок границы также входящей в состав ливонских земель орденской области Мариенбург, в свой черед переходящей в рубеж архиепископской области Пурнау, и так далее[70].

      И все же, памятуя о значении старинного

70

Речь здесь идет о положении, сложившемся примерно на конец XIV столетия. Впрочем, намеченная выше линия на удивление точно соответствует трассе теперешней российско-эстонской, а также российско-латвийской границы.