Плейлист волонтера. Мршавко Штапич

поиск и спасение. Ниша без конкурентов на рынке. Партия, в которой любая политика всегда ниже главного.

      5. Комиссар: «Ты уйдешь»

      Музыка должна быть в кадре. Есть такой принцип у ряда кинематографистов. Она не может помогать режиссеру искусственно, ей следует влиять на героев, сопровождать их, а не просто создавать настроение для зрителя.

      Я принимаю этот принцип. Поиски к этому располагают: каждый поиск – это поездка в машине, с радио или с записанной музыкой. Звонки тысяч телефонов с тысячей разных рингтонов. Полет в самолете с плеером. Каждый раз – разные собеседники, разные водители, разные треки.

      Февраль, из динамика Ford Explorer звучит РетроFM и песня о том, как «опять сойду с ума, я прошу тебя, постой». В машине – Зид, Татарка и я.

      Пропавшая – девочка 17 лет, инвалид.

      «У нее что-то с головой», – поначалу говорят родственники, как бы стесняясь слова «олигофрен». Однако Жору не проведешь, и он вытаскивает это слово на опросе. Впрочем, в данном случае диагноз не проясняет всего. Все помнят, что олигофрен – это нечто ограниченное умом, но в реальной жизни с этим никто не сталкивался, поэтому никакой особой тактики нет, и мы просто отправляемся клеить ориентировки. И, мать его, февральская ночь – худшее время для этого, а подмосковный Клин – точно не самое комфортное место. Руки мерзнут, на зубах (которыми рвется скотч) остается липкий налет из клея. Хорошо, что конечная точка маршрута – теплый, хотя и не гостеприимный по своей сути ОВД. К этому моменту у нас уже есть свидетель, который видел девочку. Теперь ее можно «зацепить» и проследить по камерам. Только вот для этого нужен мент – чтобы магазин и автозаправка у места свидетельства дали доступ к видеонаблюдению.

      – Ребят, ну раздадим мы ваши листовки, а камеры – ну, вы че? – тянет дежурный опер. – У нас тут убийства, изнасилования… Да она у вас почти совершеннолетняя, че с ней будет?

      – Она олигофрен.

      – Родственникам привет, пусть смотрят внимательнее.

      Ни увещевания басом от Зида, ни мольбы Татарки, ни мои вежливые монологи – не помогают.

      – Ребят, я всё понимаю, но я не поеду ваши камеры смотреть… А если сейчас что-то серьезное свалится?

      – Тогда и поедешь на серьезное, – втолковывает Зид.

      – А если вас из главка попросят, поедете? – спрашивает Татарка.

      – А кто у вас в главке?

      – Дедов.

      Опер начинает собираться.

      – Вот вы – не первый день, да? А сколько вам платят?

      – Ниче не платят, мы же волонтеры.

      – Да брось, скока?

      – 40 тыщ за труп, 100 за живого, – угорает с серьезной миной Татарка.

      – Ничего себе. А как к вам попасть?

      – В основном через своих людей.

      – У нас тоже, эх. Вот и меня тесть пристроил… не то бы служил в ППС. Везде все через жопу, а, что за страна…

      Нужно отметить, что ППС – самая низшая ступень в полицейской иерархии. Там работают те, кого просто невозможно отправить ни на какую работу. Эти люди даже вагон коробками загрузить не смогут. Они просто не справятся. Для них даже одинаковые коробки,